Собирание важностей и интересностей

Радищев Александр Николаевич

by ankniga

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Александр Николаевич Радищев
Radishchev color.jpg
Дата рождения: 20 (31) августа 1749[1][2]
Место рождения: село Верхнее Аблязово, Саратовская губерния
Российская империя
Дата смерти: 12 (24) сентября 1802[1][2] (53 года)
Место смерти: Санкт-Петербург,
Российская империя
Гражданство (подданство): Российская империя
Род деятельности: прозаик, философ, поэт
Язык произведений: русский
Логотип Викитеки Произведения в Викитеке
Commons-logo.svg Александр Николаевич Радищев на Викискладе
Запрос «Радищев» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Алекса́ндр Никола́евич Ради́щев (20 [31] августа 1749 года, село Верхнее Аблязово Саратовской губернии[3] — 12 [24] сентября 1802 года, Санкт-Петербург) — русский прозаик, поэт, философ, де-факто руководитель Петербургской таможни, участник Комиссии по составлению законов при Александре I.

Стал наиболее известен благодаря своему основному произведению «Путешествие из Петербурга в Москву», которое издал анонимно в 1790 году.

 

 

Биография

Александр Радищев был первенцем в семье Николая Афанасьевича Радищева (1728—1806), сына стародубского полковника и крупного землевладельца Афанасия Прокопьевича.

Детство провёл в отцовском имении в сельце Немцово Боровского уезда Калужской губернии[4]. В первоначальном обучении Радищева принимал, по-видимому, непосредственное участие его отец, человек набожный, хорошо владевший латынью, польским, французским и немецким языками. Как было принято в то время, русской грамоте ребёнка учили по часослову и псалтырю. К его шести годам к нему был приставлен учитель французского, но выбор оказался неудачным: учитель, как потом узнали, был беглый солдат. Вскоре после открытия Московского университета, около 1756 года, отец повёз Александра в Москву, в дом дяди по матери (родной брат которого, А. М. Аргамаков, был в 1755—1757 годах директором университета). Здесь Радищев был поручен заботам очень хорошего француза-гувернёра, бывшего советника руанского парламента, бежавшего от преследований правительства Людовика XV. Дети Аргамаковых имели возможность заниматься на дому с профессорами и преподавателями университетской гимназии, поэтому нельзя исключить, что Александр Радищев готовился здесь под их руководством и прошёл, хотя бы отчасти, программу гимназического курса.

В 1762 году, после коронации Екатерины II, Радищев был пожалован в пажи и направлен в Петербург для обучения в Пажеском корпусе. Пажеский корпус готовил не учёных, а придворных, и пажи были обязаны прислуживать императрице на балах, в театре, за парадными обедами.

Через четыре года, в числе двенадцати молодых дворян, он был отправлен в Германию, в Лейпцигский университет для обучения праву. За время, проведенное там, Радищев колоссально расширил свой кругозор. Помимо основательной научной школы, он воспринял идеи передовых французских просветителей, труды которых в огромной степени подготовили почву для разразившейся через двадцать лет буржуазной революции.

Из товарищей Радищева особенно замечателен Фёдор Ушаков по тому большому влиянию, какое он оказал на Радищева, написавшего его «Житие» и напечатавшего некоторые из сочинений Ушакова. Ушаков был человек более опытный и зрелый, нежели другие его сотоварищи, которые и признали сразу его авторитет. Он служил для других студентов примером, руководил их чтением, внушал им твёрдые нравственные убеждения. Здоровье Ушакова было расстроено ещё до поездки за границу, а в Лейпциге он ещё испортил его, отчасти плохим питанием, отчасти чрезмерными занятиями, и захворал. Когда доктор объявил ему, что «завтра он жизни уже не будет причастен», он твёрдо встретил смертный приговор. Он простился с своими друзьями, потом, призвав к себе одного Радищева, передал в его распоряжение все свои бумаги и сказал ему: «помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным». Последние слова Ушакова «неизгладимой чертой ознаменовались на памяти» Радищева.

Служба в Петербурге

В 1771 году Радищев вернулся в Петербург и скоро вступил на службу в Сенат, протоколистом, с чином титулярного советника. Он недолго прослужил в сенате: тяготило товарищество приказных, грубое обращение начальства. Радищев поступил в штаб командовавшего в Петербурге генерал-аншефа Брюса в качестве обер-аудитора и выделился добросовестным и смелым отношением к своим обязанностям. В 1775 году он вышел в отставку и женился, а спустя два года поступил на службу в Коммерц-коллегию, ведавшую торговлей и промышленностью. Там он очень близко подружился с графом Воронцовым, который впоследствии всячески помогал Радищеву во время его ссылки в Сибирь.

С 1780 года работал в Петербургской таможне, дослужившись к 1790 до должности её начальника.

Литературная и издательская деятельность

Основы мировоззрения Радищева были заложены в самый ранний период его деятельности. Возвратясь в 1771 году в Петербург, он спустя пару месяцев прислал в редакцию журнала «Живописец» отрывок из своей будущей книги «Путешествие из Петербурга в Москву», где тот и был анонимно напечатан. Через два года был издан перевод Радищева книги Мабли «Размышления о греческой истории». К этому периоду относятся и другие работы писателя, такие как «Офицерские упражнения» и «Дневник одной недели»

В 1780-х годах Радищев работал над «Путешествием», писал и другие сочинения в прозе и стихах. К этому времени относится огромный общественный подъем во всей Европе. Победа американской революции и последовавшая за ней французская создали благоприятный климат для продвижения идей свободы, чем и воспользовался Радищев. В 1789 году он завел у себя дома типографию, а в мае 1790 напечатал своё главное сочинение, «Путешествие из Петербурга в Москву»

Арест и ссылка

Книга стала быстро раскупаться. Её смелые рассуждения о крепостном праве и других печальных явлениях тогдашней общественной и государственной жизни обратили на себя внимание самой императрицы, которой кто-то доставил «Путешествие» и которая назвала Радищева — «бунтовщик, хуже Пугачева».

Радищев был арестован, дело его было препоручено С. И. Шешковскому. Посаженный в крепость, на допросах Радищев вел линию защиты. Он не назвал ни одного имени из числа своих помощников, уберег детей, а также старался сохранить себе жизнь. Уголовная палата применила к Радищеву статьи Уложения о «покушении на государево здоровье», о «заговорах и измене» и приговорила его к смертной казни. Приговор, переданный в Сенат и затем в Совет, был утверждён в обеих инстанциях и представлен Екатерине.

4 сентября 1790 года состоялся именной указ, который признавал Радищева виновным в преступлении присяги и должности подданного изданием книги, «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и наконец оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской»; вина Радищева такова, что он вполне заслуживает смертную казнь, к которой приговорён судом, но «по милосердию и для всеобщей радости» казнь заменена ему десятилетней ссылкой в Сибирь, в Илимский острог.

Император Павел I вскоре после своего воцарения (1796) вернул Радищева из Сибири. Радищеву предписано было жить в его имении Калужской губернии, сельце Немцове.

Последние годы. Смерть

Памятник А. Н. Радищеву на Литераторских мостках в Санкт-Петербурге.

После воцарения Александра I Радищев получил полную свободу; он был вызван в Петербург и назначен членом Комиссии для составления законов. Существует предание об обстоятельствах самоубийства Радищева: позванный в комиссию для составления законов, Радищев составил «Проект либерального уложения», в котором говорил о равенстве всех перед законом, свободе печати и т. д. Председатель комиссии граф П. В. Завадовский сделал ему строгое внушение за его образ мыслей, сурово напомнив ему о прежних увлечениях и даже упомянув о Сибири. Радищев, человек с сильно расстроенным здоровьем, был до того потрясён выговором и угрозами Завадовского, что решился покончить с собой: выпил яд и умер в страшных мучениях[5].

В книге «Радищев» Д. С. Бабкина, вышедшей в 1966 году, предложена иная версия гибели Радищева. Сыновья, присутствовавшие при его кончине, свидетельствовали о тяжёлом физическом недуге, поразившем Александра Николаевича уже во время сибирской ссылки. Непосредственной причиной смерти, по Бабкину, стал несчастный случай: Радищев выпил стакан с «приготовленной в нём крепкой водкой для выжиги старых офицерских эполет его старшего сына» (царская водка). В документах о захоронении говорится о естественной смерти. В ведомости церкви Волковского кладбища в Петербурге под 13 сентября 1802 года в числе погребённых указан «коллежский советник Александр Радищев; пятидесяти трёх лет, умер чахоткою», при выносе был священник Василий Налимов.

Могила Радищева до настоящего времени не сохранилась. Предполагается, что его тело было захоронено вблизи Воскресенской церкви, на стене которой в 1987 году установлена мемориальная доска[6].

Восприятие Радищева в XIX—XX вв

Бюст Радищева у входа в Саратовский художественный музей

Представление о том, что Радищев — не писатель, а общественный деятель, отличавшийся поразительными душевными качествами, стало складываться сразу после его смерти и, по сути, определило его дальнейшую посмертную судьбу. И. М. Борн в речи к Обществу любителей изящного, произнесенной в сентябре 1802 года и посвященной смерти Радищева, говорит о нём: «Он любил истину и добродетель. Пламенное его человеколюбие жаждало озарить всех своих собратий сим немерцающим лучом вечности». Как «честного человека» («honnête homme») характеризовал Радищева Н. М. Карамзин (это устное свидетельство приведено Пушкиным в качестве эпиграфа к статье «Александр Радищев»). Мысль о преимуществе человеческих качеств Радищева, над его писательским талантом особенно емко выражает П. А. Вяземский, объясняя в письме А. Ф. Воейкову желание изучить биографию Радищева: «У нас обыкновенно человек невидим за писателем. В Радищеве напротив: писатель приходится по плечу, а человек его головою выше».

На допросах декабристов на вопрос «с какого времени и откуда они заимствовали первые вольнодумческие мысли» многие декабристы называли имя Радищева[7].

Очевидно влияние Радищева и на творчество другого писателя-вольнодумца — А. С. Грибоедова (предположительно, обоих связывало кровное родство), который, будучи кадровым дипломатом, часто ездил по стране и потому активно пробовал свои силы в жанре литературного «путешествия»[8].

Особой страницей в восприятии личности и творчества Радищева русским обществом стало отношение к нему А. С. Пушкина. Познакомившись с «Путешествием из Петербурга в Москву» в юности, Пушкин явно ориентируется на радищевскую оду «Вольность» в своей одноимённой оде (1817 или 1819), а также учитывает в «Руслане и Людмиле» опыт «богатырского песнотворения» сына Радищева, Николая Александровича, «Алёша Попович» (Пушкин всю жизнь ошибочно считал автором этой поэмы Радищева-отца). «Путешествие» оказалось созвучно тираноборческим и антикрепостническим настроениям юного Пушкина. Несмотря на изменение политических позиций, Пушкин и в 1830-е годы сохранял интерес к Радищеву, приобрёл экземпляр «Путешествия», бывшего в Тайной канцелярии, набрасывал «Путешествие из Москвы в Петербург» (задуманное как комментарий к радищевским главам в обратном порядке). В 1836 году Пушкин попытался опубликовать фрагменты из радищевского «Путешествия» в своём «Современнике», сопроводив их статьёй «Александр Радищев» — самым развёрнутым своим высказыванием о Радищеве. Помимо смелой попытки впервые после 1790 года ознакомить русского читателя с запрещённой книгой, здесь же Пушкин даёт и весьма подробную критику сочинения и его автора.

Мы никогда не почитали Радищева великим человеком. Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а «Путешествие в Москву» весьма посредственною книгою; но со всем тем не можем в нём не признать преступника с духом необыкновенным; политического фанатика, заблуждающегося конечно, но действующего с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарскою совестливостию[9].

Критика Пушкина, помимо автоцензурных причин (впрочем, публикация всё равно не была разрешена цензурой) отражает «просвещённый консерватизм» последних лет жизни поэта. В черновиках «Памятника» в том же 1836 году Пушкин написал: «Вослед Радищеву восславил я свободу».

В 1830—1850-е годы интерес к Радищеву существенно снизился, уменьшается количество списков «Путешествия». Новое оживление интереса связано с публикацией «Путешествия» в Лондоне А. И. Герценом в 1858 году (он ставит Радищева в число «наших святых, наших пророков, наших первых сеятелей, первых борцов»).

Оценка Радищева как предтечи революционного движения была перенята и социал-демократами начала XX века. В 1918 А. В. Луначарский назвал Радищева «пророк и предтеча революции». Г. В. Плеханов считал, что под влиянием радищевских идей «совершались самые многозначительные общественные движения конца XVIII — первой трети XIX столетий»[7]. В. И. Ленин назвал его «первым русским революционером».

Вплоть до 1970-х годов возможности ознакомиться с «Путешествием» для массового читателя были крайне ограничены. После того как в 1790 году почти весь тираж «Путешествия из Петербурга в Москву» был уничтожен автором перед арестом, до 1905 года, когда с этого сочинения было снято цензурное запрещение, общий тираж нескольких его публикаций едва ли превысил полторы тысячи экземпляров. Заграничное издание Герцена осуществлялось по неисправному списку, где язык XVIII века был искусственно «осовременен» и встречались многочисленные ошибки. В 1905—1907 годах вышло несколько изданий, но после этого 30 лет «Путешествие» в России не издавалось. В последующие годы его издавали несколько раз, но в основном для нужд школы, с купюрами и мизерными по советским меркам тиражами. Ещё в 1960-х годах известны жалобы советских читателей на то, что достать «Путешествие» в магазине или районной библиотеке невозможно. Только в 1970-х годах «Путешествие» начали выпускать по-настоящему массово.

Научное исследование Радищева по сути началось только в XX в. В 1930—1950 годы под редакцией Гр. Гуковского осуществлено трёхтомное «Полное собрание сочинений Радищева», где впервые опубликованы или атрибутированы писателю многие новые тексты, в том числе философские и юридические. В 1950—1960 годы возникли романтические, не подтверждаемые источниками гипотезы о «потаённом Радищеве» (Г. П. Шторм и др.) — о том, что Радищев продолжал якобы после ссылки дорабатывать «Путешествие» и распространять текст в узком кругу единомышленников. В то же время намечается отказ от прямолинейно-агитационного подхода к Радищеву, подчёркивание сложности его взглядов и большого гуманистического значения личности (Н. Я. Эйдельман и др.). В современной литературе исследуются философские и публицистические источники Радищева — масонские, нравоучительно-просветительские и другие, подчёркивается многосторонняя проблематика его главной книги, несводимая к борьбе против крепостного права[10].

Философские воззрения

«Философские воззрения Радищева несут на себе следы влияния различных направлений европейской мысли его времени. Он руководствовался принципом реальности и материальности (телесности) мира, утверждая, что „бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе“. Согласно его гносеологическим воззрениям, „основанием всего естественного познания является опыт“. При этом чувственный опыт, будучи главным источником познания, находится в единстве с „опытом разумным“. В мире, в котором нет ничего „опричь телесности“, своё место занимает и человек, существо столь же телесное, как и вся природа. У человека особая роль, он, по Радищеву, представляет собой высшее проявление телесности, но в то же время неразрывно связан с животным и растительным миром. „Мы не унижаем человека, — утверждал Радищев, — находя сходственности в его сложении с другими тварями, показуя, что он в существенности следует одинаковым с ним законам. И как иначе-то быть может? Не веществен ли он?“

Принципиальным отличием человека от прочих живых существ является наличие у него разума, благодаря которому тот „имеет силу о вещах сведому“. Но ещё более важное отличие заключается в способности человека к моральным действиям и оценкам. „Человек — единственное существо на земле, ведающее худое, злое“, „особое свойство человека — беспредельная возможность как совершенствоваться, так и развращаться“. Как моралист Радищев не принимал моральную концепцию „разумного эгоизма“, считая, что отнюдь не „себялюбие“ является источником нравственного чувства: „человек есть существо сочувствующее“. Будучи сторонником идеи „естественного права“ и всегда отстаивая представления о естественной природе человека („в человеке никогда не иссякают права природы“), Радищев в то же время не разделял намеченное Руссо противопоставление общества и природы, культурного и природного начал в человеке. Для него общественное бытие человека столь же естественно, как и природное. По смыслу дела, между ними нет никакой принципиальной границы: „Природа, люди и вещи — воспитатели человека; климат, местное положение, правление, обстоятельства суть воспитатели народов“. Критикуя социальные пороки российской действительности, Радищев защищал идеал нормального „естественного“ жизнеустройства, видя в царящей в обществе несправедливости в буквальном смысле социальное заболевание. Такого рода „болезни“ он находил не только в России. Так, оценивая положение дел в рабовладельческих Соединённых Штатах Америки, он писал, что „сто гордых граждан утопают в роскоши, а тысячи не имеют надежного пропитания, ни собственного от зноя и мраза (мороза) укрова“. В трактате „О человеке, о его смертности и бессмертии“ Радищев, рассматривая проблемы метафизические, остался верен своему натуралистическому гуманизму, признавая неразрывность связи природного и духовного начал в человеке, единство тела и души: „Не с телом ли растёт душа, не с ним ли мужает и крепится, не с ним ли вянет и тупеет?“. Одновременно он не без сочувствия цитировал мыслителей, признававших бессмертие души (Иоганна Гердера, Мозеса Мендельсона и других). Позиция Радищева — позиция не атеиста, а скорее агностика, что вполне отвечало общим принципам его мировоззрения, уже достаточно секуляризованного, ориентированного на „естественность“ миропорядка, но чуждого богоборчеству и нигилизму»[11].

Семья

Неизвестный художник. Портрет Анны Васильевны Радищевой. 1780-е годы

Александр Радищев был женат дважды. Первый раз он женился в 1775 году на Анне Васильевне Рубановской, приходившейся племянницей его товарищу по обучению в Лейпциге Андрею Кирилловичу Рубановскому и дочерью чиновнику Главной дворцовой канцелярии Василию Кирилловичу Рубановскому. В этом браке родилось четверо детей (не считая двух дочерей, умерших в младенчестве):

  • Василий (1776—1845) — штабс–капитан, жил в Аблязове, где женился на своей крепостной Акулине Савватеевне. Его сын Алексей Васильевич стал надворным советником, предводителем дворянства и городским головой Хвалынска.
  • Николай (1779—1829) — писатель, автор поэмы «Алёша Попович».
  • Екатерина (1782)
  • Павел (1783—1866)

Анна Васильевна умерла при рождении сына Павла в 1783 году. Вскоре после высылки Радищева, к нему в Илимск, вместе с его двумя младшими детьми (Екатериной и Павлом) приехала младшая сестра его первой жены Елизавета Васильевна Рубановская (1757—97). В ссылке они вскоре начали жить как муж и жена. В этом браке родилось трое детей:

При возвращении из ссылки Елизавета Васильевна в апреле 1797 года простудилась в дороге и умерла в Тобольске.

Адрес в Санкт-Петербурге[править | править вики-текст]

С 1775 года по 30 июня 1790 года — Грязная улица, 14 (ныне улица Марата).

Память[править | править вики-текст]

Смотрите также: Улица Радищева, Переулок Радищева.

Почтовая марка России, 2013 год

См. также

Библиография

  • Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву — СПб.: б. и., 1790. — 453 с.
  • Радищев А. Н. Князь М. М. Щербатов, «О повреждении нравов в России»; А. Н. Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву». С предисловием Искандера (А. И. Герцен). — London, Trübner, 1858.
  • Радищев А. Н. Сочинения. В двух томах./Под ред. П. А. Ефремова. — СПб., 1872. (издание уничтожено цензурой)
  • Радищев А. Н. Полное собрание сочинений А. Радищева / Ред., вступ. ст. и прим. В. В. Каллаша. Т. 1. — М.: В. М. Саблин, 1907. — 486 с.: п., То же Т. 2. — 632 с.: ил.
  • Радищев А. Н. Полное собрание сочинений. Т. 1 — М.; Л.: Академия наук СССР, 1938. — 501 с.: п. То же Т. 2 — М.; Л.: Академия наук СССР, 1941. — 429 с.
  • Радищев А. Н. Стихотворения / Вступ. ст., ред. и примеч. Г. А. Гуковского. Ред. коллегия: И. А. Груздев, В. П. Друзин, А. М. Еголин [и др.]. — Л.: Сов. писатель, 1947. — 210 с.: п.
  • Радищев А. Н. Избранные сочинения / Вступ. ст. Г. П. Макогоненко. — М.; Л.: Гослитиздат, 1949. — 855 с.: П, к.
  • Радищев А. Н. Избранные философские сочинения / Под общей ред. и с предисл. И. Я. Щипанова. — Л.: Госполитиздат, 1949. — 558 с.: п.
  • Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. 1749—1949 / Вступит. статья Д. Д. Благого. — М.; Л.: Гослитиздат, 1950. — 251 с.: ил.
  • Радищев А. Н. Избранные философские и общественно-политические произведения. [К 150-летию со дня смерти. 1802—1952] / Под общ. ред. и со вступит. статьей И. Я. Щипанова. — М.: Госполитиздат, 1952. — 676 с.: п.
  • Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву / [Вступит. статья Д. Благого]. — М.: Дет. лит., 1970. — 239 с. То же — М.: Дет. лит., 1971. — 239 с.

Примечания

  1. 1 2 Краткая литературная энциклопедияМ.: Советская энциклопедия, 1962—1978. — Т. 6.
  2. 1 2 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
  3. Гуковский Г. А. Радищев // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941—1956. Т. IV: Литература XVIII века. Ч. 2. — 1947. — С. 507—570.
  4. Храбровицкий А. В. Где родился и где провел детство А. Н. Радищев? // Русская литература. Л., 1974. № 3. С. 180-181.
  5. А. Лосский. Русский биографический словарь (1910)
  6. Кобак А. В., Пирютко Ю. М. Исторические кладбища Санкт-Петербурга. — Издание второе. — М.-Спб.: Центрполиграф, 2011. — С. 402. — 797, [3] с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-227-02688-0.
  7. 1 2 Декабристы на земле Енисейской
  8. Минчик С. С. Грибоедов и Крым. — Симферополь, 2011. — С. 172—173.
  9. А. С. Пушкин. Критика и публицистика. АЛЕКСАНДР РАДИЩЕВ
  10. А. А. Костин. «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева в контексте современной ему нравоучительной литературы. Автореф. … к.ф.н. СПб., 2005. — 22 с.
  11. Введение в философию: Учеб. пособие для вузов / Авт. колл.: Фролов И. Т. и др. — М., 2007. — С. 163.

Литература

Ссылки

q: А. Н. Радищев в Викицитатнике?
s: А. Н. Радищев в Викитеке?
commons: А. Н. Радищев на Викискладе?

Щербатов М.

by ankniga

О ПОВРЕЖДЕНИИ НРАВОВ В РОССИИ

нравственно-политический памфлет Щербатова. Написан ок. 1787 г. для узкого круга единомышленников и «в назидание потомству». При жизни Щербатова опубликован не был. В 1858 г. в журнале «Антей» вышли в свет его отдельные фрагменты и полный текст в Лондоне благодаря усилиям С. В. Ешевского и Герцена. В России произв. Щербатова было впервые и полностью опубликовано лишь в 1896-1898 гг. Памфлет подводит итог мемуарно-публицистическим соч. Щербатова, таким, как «Умной разговор», «О себе», «К вельможам», наиболее точно выражая его общественно-политическую и нравственную позицию. Щербатов констатирует главное противоречие: вступление России на путь «благодетельного просвещения» и сближения со странами Западной Европы сопровождается драматическими коллизиями во всех областях общественной жизни, угрожая самим основам существования государства. По поводу петровских преобразований Щербатов бросает несколько загадочную фразу: «Нужная, но, может быть, излишняя перемена». Покушение самодержавного реформатора на религиозно-нравственные устои рус. об-ва он отказывается рассматривать как необходимое дополнение развитию наук, искусств, ремесел, торговли, ряду назревших преобразований в государственном управлении, армии и флоте. Так, истребляя суеверия при отсутствии просвещенности в народной массе, Петр I, по словам Щербатова, отнимал вместе с суеверием и самую веру. И в результате нравы, «потеряв сию подпору, в разврат стали приходить». Щербатов рисует детальную картину упадка общественной морали: разрушается традиционная семья (нет любви между супругами, родителей к детям, нет почтения к родителям, к роду), исчезает понятие долга, чести, дружбы, нет верности к отечеству и государю, утверждается индивидуализм («каждый живет за себя») и алчность («забота о прибытке»). Строгость нравов и умеренность — основа процветания любого государства — покинули рус. дворянство как опору самодержавной России в результате его «оподления». «Заслуги и выслуги» стали более почтенны, чем «роды». Обман, лесть, фаворитизм высшего сословия порождаются деспотизмом и укрепляют его. В качестве непосредственной причины «повреждения нравов» Щербатов называет «сластолюбие» и жажду роскоши, получившие доселе невиданное распространение при дворе Екатерины I, Петра II и Екатерины II. В противовес этому автор рисует идиллические картины обычаев и нравов допетровской Руси, подчеркивая роль «честных мужей» из среды родовитого дворянства. На страницах своего памфлета Щербатов предстает как один из первых консервативных оппозиционеров идеологии и политики «просвещенного абсолютизма» в России.


Хозяин усадьбы Иван Ермолаевич Великопольский (1798-1868)

by ankniga

215 лет со дня рождения

На берегу Волги, недалеко от Старицы, находится усадьба Чукавино. С 1827 до 1868 года в усадьбе жил и работал писатель и меценат И.Е. Великопольский.

Иван Ермолаевич принадлежал к старинному дворянскому роду Великопольских, выходцев из Польши. В конце XVIII века имение Чукавино досталось отцу писателя генерал-майору Е.И. Великопольскому в качестве приданого за дочерью князя С.Б. Болховского — Надеждой Сергеевной. Но сами они жили в Казани, где служил Ермолай Иванович. 27 декабря 1797 года(по старому стилю) у них родился сын Иван. В этой богатой помещечьей семье жили на широкую ногу. По завещанию Надежды Сергеевны — Чукавино отошло к сыну Ивану Ермолаевичу Великопольскому, а соседнее имение Коноплино его сводной сестре Варваре Алексеевне, жене известного математика, профессора Казанского университета Н.И. Лобачевского. Великопольский учился в Казанском университете, потом поступил служить в лейб-гвардии Семеновский полк, расквартированный в Санкт-Петербурге. В 1820 году произошёл бунт в Семёновском полку, весь офицерский состав был раскассирован и разослан в провинцию. Великопольский в чине штабс-капитана был переведён в Псковский пехотный полк. Страсть к писательству появилась у него рано. Сотрудничал с петербургским журналом «Благонамеренный», посылал туда стихи, печатал некоторые стихи в альманахе А.А. Дельвига «Северные цветы», пробовал себя в разных жанрах: элегии, послания, басни, песни. Он был автором сатирических, лирических и драматических сочинений. Великопольский до конца жизни не оставлял своих литературный занятий писал пьесы для театра, им задуманы были исторические драмы «Крещение Руси», «Михаил Ярославич Тверской», «Иван Сусанин».

Писал иногда под псевдонимом Ивельев.

Великопольским всю жизнь владели две страсти – карты и литература. В картах ему не везло, да и на писательском поприще тоже, современники считали его малоинтересным писателем и холодно относились к его творениям. Иван Ермолаевич известен в основном своим знакомством с А.С. Пушкиным. Оба были членами Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Они встречались в Петербурге, Пскове и Москве, но близких отношений между ними никогда не существовало.
Однажды Великопольский проиграл в карты  Пушкину 500 рублей, но сразу не сумел отдать. Пушкин напомнил о долге посланием:

«С тобой мне вновь считаться довелось,
Певец любви то резвый, то унылый!
Играешь ты на лире очень мило,
Играешь ты довольно плохо в штос.
Пятьсот рублей, проигранных тобою,
Наличные свидетели тому.
Судьба моя сходна с твоей судьбою;
Сейчас, мой друг, узнаешь почему.
Сделайте одолжение, пятьсот рублей, которые Вы мне должны, возвратите не мне, но Гавриилу Петровичу Назимову, чем очень обяжете преданного Вам душевно Александра Пушкина».

На что Великопольский ответил тоже стихами, довольно язвительными:

В умах людей, как прежде, царствуй,
Храни священный огнь души,
Как можно менее мытарствуй,
Как можно более пиши…
(Псков, 12 июня 1826 года)

Это послужило поводом для написания ряда эпиграмм друг на друга.

Великопольский был дружен с большим кругом литераторов: Погодиным, Аксаковым, Баратынским, Гоголем, Белинским.

По словам историка Модзалевского: «натура у Ивана Ермолаевича была очень широкая: когда у него бывали деньги, он не любил считать их и сыпал ими направо и налево», «по доброте своего сердца, не упускал случаев помочь нуждающимся, особенно литераторам». Когда по Москве пошли слухи, что Гоголь за границей посажен за долги в тюрьму, Великопольский не задумываясь, послал денег. Помогал он и Белинскому, который находился в большой нужде. Белинский рассказывал в письме к Панаеву: «Я было и нос повесил, но вдруг является И.Е.Великопольский, осведомляется о здоровье и просит меня быть с ним без церемоний и сказать, нужны ли мне деньги. Я попросил 50 рублей, но он заставил меня взять 100. Вот так благодетельный помещик! На другой день, перед самым отъездом своим в деревню, опять навестил меня.»  Белинский ценил душевную щедрость Великопольского и старался не писать рецензии на его произведения.

В начале 1827 году И.Е. Великопольский вышел в отставку майором, занялся устройством своих денежных дел. В это время и поселился Иван Ермолаевич в своём Старицком имении – Чукавино.

Первое документальное упоминание о Чукавине относится ко второй половине XVII века, когда оно принадлежало боярам Сытиным. В конце 30-х годов XVIII века дочь Д.С. Сытина вышла замуж за прапорщика Петра Романовича Чоглокова, являющимся родственником императрицы Елизаветы Петровны. Именно родством с царской семьей объясняется размах с которым возводилась усадьба Чукавино.  В 1740-1747 гг. была выстроена Владимирская  церковь взамен деревянной, с использованием белого камня из  Старицких каменоломен. В 50-е гг. XVIII века был построен усадебный дом.

Поселившись в Чукавине, И. Е. Великопольский увлечёно занялся реконструкцией и благоустройством имения.

Разбивает новый пейзажный парк. Посадил пихты, кедры, буки, тополя, берлинские дубы – всего около 270 видов деревьев и кустарников. Построил оранжерею, где выращивал фруктовые деревья. Открыл в своём имении сельскохозяйственную школу, больницу, отправлял способных крестьянских детей на обучение в Казанский университет. Великопольский усовершенствовал простой, но необыкновенно доходный способ обработки льна. Для выработки тонкого льняного полотна он построил ткацкую мастерскую, оснастив ее станками собственной конструкции. Способ его был признан очень полезным, но так и не был внедрён. В надежде поправить свои дела он осуществил поставку леса в Тверь для моста через Волгу, пытался устроить в Чукавине  фабрику сигар, пробовал разыграть в лотерею имевшийся у него замечательный портрет Шекспира, и многие другие дела, которые неизбежно оканчивались неудачею и совершенно его разорили.
Известный историк и пушкинист Б.Л. Модзалевский писал:
«Вся жизнь его представляет собой ряд неудач, недоразумений и разочарований, хотя он не оставил нам в наследство ни высоких литературных произведений, ни вещественных богатств, мы всё-таки не можем не поблагодарить его за то, что своею жизнью он показал нам хороший пример, как человек безусловно честный, всегда к чему – нибудь стремившийся, совершенно бескорыстный».

И.Е. Великопольский был женат на С.М. Мудровой, отец которой хорошо знал и лечил семью Пушкиных. Зиму Великопольские обыкновенно проживали в Москве в доме Мудровых на Пресненских Прудах, а лето проводили в усадьбе Чукавино.

В Чукавине долго хранился редчайший портрет Пушкина-ребёнка – миниатюра работы неизвестного художника. Возможно, автором этой миниатюры был знакомый родителей Пушкина Ксавье де Местр. Он автор портрета матери поэта Н.О. Пушкиной, единственного из дошедших до наших дней. Портрет был подарен Надеждою Осиповной – С.М. Великопольской, отец которой врач М.Я. Мудров, лечил семью Пушкиных.  Потомки Великопольского  до 1950 года хранили у себя, сначала в Чукавино, затем  в Ленинграде, эту  ценнейшую реликвию. Портрет был подарен правнучкой С. М. Великопольской Е.А. Чижовой народному артисту СССР В.С. Якуту и затем передан в музей А.С. Пушкина в Москве.

До наших дней от усадебного комплекса Чукавино сохранились главный дом, флигель, Владимирская церковь, на берегу Волги живописный парк. В ограде церкви погребены И.Е. Великопольский и его супруга София Матвеевна, урождённая Мудрова, их ближайшие родственники, владельцы усадьбы Чукавино.

М.А.Нестеренко

Литература:

Модзалевский Б.Л. И.Е.Великопольский // Пушкин и его современники: избр. труды (1898 — 1928) / Б.Л. Модзалевский. – СПб., 1999. – С. 339-435.
Соколов В.Д. Диалог с Беверлеем (Великопольский И.Е.) // Рядом с Пушкиным: портреты кистью и пером / Вадим Соколов. – М., 1998. — Ч.1.– С. 112-115.
Вергунов А.П., Горохов В.А.Вертоград. Садово – парковое искусство России. —  М., 1996.


Великопольский Иван Ермолаевич

by ankniga

Великопольский, Иван Ермолаевич (род. 27 декабря 1797, ум. 6 февраля 1868) — питомец Казанского Университета, затем, с 1815 г., — подпрапорщик л.-гв. Семеновского полка; рано пробудившаяся любовь к занятиям литературой естественно направила его, по приезде в Петербург, в круги Петербургских молодых писателей; в 1818 г. он принял деятельное участие в трудах Вольного Общества любителей российской словесности и Общества любителей словесности, наук и художеств, — членом которого, как известно, был и Пушкин; личное знакомство обоих молодых людей, конечно, легко могло состояться уже в это время, — еще до ссылки Пушкина на юг; тогда же Великопольский сблизился с друзьями Пушкина — И. И. Пущиным и бароном Дельвигом (сохранились его стихотворные послания к ним) и в то же время писал эпиграммы на Булгарина. Когда, в конце 1820 г., после известного возмущения Семеновского полка (в котором Великопольский не принимал прямого участия), полк был раскассирован, Великопольский был переведен, с чином штабс-капитана, в Псковский, а затем — в Староингерманландский пехотный полк, стоявший во Пскове и в его окрестностях, а затем (18 июня 1826 г.) — в Псковский пехотный же полк, в коем и прослужил до выхода своего, в начале 1827 г., в отставку майором. Не прерывая в это время своих литературных связей, Великопольский продолжал печатать стихи свои в «Благонамеренном» 1821 — 1825 г., а также в «Северных Цветах» Дельвига (на 1826 и 1827 г.) и в «Календаре Муз на 1827 г.». Поселившись, после выхода в отставку, в своем Старицком имении — селе Чукавине, — он затем приехал в Москву, вошел в круг местных писателей, в 1828 г. издал изящную книжку «Эрасту. Сатира на игроков», к числу которых в молодые годы принадлежал и сам, как видно, между прочим, и из сношений его с Пушкиным в том же 1826 году, к которому относится и настоящее письмо поэта (см. ниже, № 209). Сатира Великопольского вызвала новое столкновение его с Пушкиным (см. ниже, № 269), но затем они примирились, хотя близких отношений между ними никогда не существовало. Впрочем, И. И. Панаев отмечает, что Пушкин питал к Великопольскому «какую-то ироническую нежность» — быть может потому, что даже ему, которого все обыгрывали, удавалось выигрывать у Великопольского в карты («Литературные воспоминания», стр. 162); Великопольский же нередко сердился на Пушкина и писал на него стихи (см. их в «Щукинском Сборнике», вып. X, стр. 359 — 362; стихи 1826, 1828, 1830 и 1838 г.). Остальные, после отставки, 40 лет своей жизни Великопольский провел в литературных занятиях (писал он, преимущественно, пьесы для театра), занятиях сельским хозяйством и в коммерческо-практических предприятиях, которые неизбежно оканчивались неудачею и в конце-концов совершенно его разорили. Человек живой и энергичный, честный и благородный, до крайности добрый, увлекающийся и услужливый, но вовсе не практичный, Великопольский, естественно, познакомившись с биографиею и произведениями Ф. Н. Слепушкина, пожелал принять участие в устройстве судьбы крепостного крестьянина-поэта (см. выше, письмо № 198 и в объяснениях, стр. 143 — 144), как, много лет спустя, он помогал в трудные минуты Белинскому, Гоголю, Шафарику, цензору Е. И. Ольдекопу (тому самому, который «обокрал» Пушкина, перепечатав в 1824 г. «Кавказского Пленника» при немецком переводе его), когда тот пострадал за пропуск трагедии Великопольского «Янетерской», (1841) и др. Подробности жизни и литературной деятельности Великопольского см. в статье Б. Л. Модзалевского в сборнике «Памяти Л. Н. Майкова», С.-Пб. 1902, стр. 335 — 446, и ниже, в объяснениях к письмам № 209 и 269.

Источник: http://pushkin.niv.ru/pushkin/pisma/modzalevskij/1826-1830-4.htm


«Се́верные цветы́»

by ankniga

«Се́верные цветы́» («Северные цветы, собранные бароном Дельвигом») — литературный альманах, издававшийся А. А. Дельвигом в Санкт-Петербурге в 18241830 гг. (альманахи на 18251831 годы) и А. С. Пушкиным в 1831 году (на 1832 год). Один из самых долговечных альманахов «альманачной эпохи»: вышло восемь книжек.

Альманахи Дельвига

После успеха двух первых книжек альманаха «Полярная звезда» его составители и редакторы К. Ф. Рылеев и А. А. Бестужев-Марлинский приняли решение взять на себя связанные с изданием коммерческие вопросы. Они отказываются от услуг занимавшегося печатью и распространением издания книготорговца И. В. Слёнина и «Полярную звезду» на 1825 год выпускают самостоятельно, направляя освободившиеся деньги на уплату авторских гонораров. Слёнин, успевший оценить выгоды издания альманаха, не пожелал терять прибыль и начал хлопоты по созданию конкурирующего литературного альманаха. Издание и продажу Слёнин оставляет себе, а быть составителем и редактором нового сборника он предложил Антону Дельвигу, за что тот должен был получить 4000 рублей ассигнациями. Уже 28 января 1824 года в частном письме Бестужева П. Вязескому фигурирует название «Северные цветы», а 3 марта Булгарин публично объявляет в своих «Литературных листках»: «На русском Парнасе носятся слухи, что несколько литераторов и один книгопродавец вознамерились к будущему 1825 году издать альманах в роде „Полярной звезды“, под заглавием „Северные цветы“».

Благодаря литературным связям Дельвига начинание оказалось успешным. Несмотря на то что обеспечивать материалом оба конкурирующих альманаха стало труднее, большинство авторов «Звезды» одновременно оказались авторами «Цветов». Литературные связи издателей обоих альманахов в основном совпадали, хотя, например, Пушкин (и писатели его круга) отдавал предпочтение альманаху своего однокашника Дельвига, а Бестужев и Рылеев старались подбирать произведения в духе романтизма, народности и гражданственности в кругах, близких к декабристским.

Составители альманахов добивались разнообразия, в «Северных цветах» будут появляться творения не только любимцев публики, но и авторов совершенно неизвестных. Тем не менее Дельвиг может обещать Вяземскому: «Самые ленивейшие — Жуковский и Дашков пышно одарили меня. Пушкин, Баратынский, И. А. Крылов доставили мне каждый по четыре, по шести и по семи довольно больших и прекрасных пьес. И от второклассных писателей я с большим выбором принимаю сочинения. Не бойтесь дурного общества, вашим пьесам соседи буду<т> хорошие. Они не столк<н>утся ни с Каченовским, ни с А. Писаревым, ни со Лже-Дмитриевым, ни с поляком Булгариным»[1].

После выдачи А. С. Бируковым первых цензурных разрешений, в сентябре 1824 года Дельвиг начал печатать собранные к этому времени произведения. Однако во время наводнения в Санкт-Петербурге 7 ноября 1824 года отпечатанные листы оказались испорчены, и работу пришлось проделать заново. Во второй половине декабря «Северные цветы» увидели свет.

«Северные цветы» на 1825 год, собранные бароном Дельвигом. Изданы Иваном Слёниным. Титульный лист

В «Цветах» прозаические и поэтические произведения были разделены по двум отделам, в отличие от «Полярной Звезды», где они печатались в свободном порядке. В стихотворном разделе участвовали сам А. Дельвиг, А. Пушкин (отрывки из «Евгения Онегина», «Песнь о вещем Олеге», «Прозерпина», «Демон»), В. Жуковский, И. Крылов, П. Вязеский, Д. Дашков, И. Козлов, Е. Баратынский, Ф. Глинки, П. Плетнёв, А. Измайлов, Н. Остолопов, М. Даргомыжская, В. Туманский, Ф. Туманский, В. Григорьев, М. Загорский, П. Ободовский. В прозаическом отделе находился обзор русской поэзии Плетнёва[2], путевые письма и очерки Дашкова, сочинения Баратынского, А. Воейкова. Книжка было оформлена с использование лучших достижений тогдашнего печатного искусства, с изящной виньеткой С. Галактионова и гравированной картинкой Александра Брюллова.

Альманах был принят читателями вполне благосклонно, хотя его прозаическая часть многим показалось несколько бледной и однообразной, а приторно-хвалебный обзор Плетнёва был признан слабым и поверхностным. Статья Плетнёва была выдержана в апологетическом духе по отношению к устаревавшей элегической эстетике, и одним из её главных критиков оказался Пушкин, превознесённый обозревателем в качестве элегического поэта. «Экая ералашь!» — досадовал Пушкин в письме Вяземскому. Впоследствии Плетнёв не писал литературную критику для «Северных цветов».

«Северные цветы» надолго пережили «Полярную звезду». Уже через год, вследствие событий четырнадцатого декабря, последний альманах издателей «Звезды» («Звёздочка») не смог попасть в продажу, а наполовину отпечатанные листы погибли на складе. После этого альманах Дельвига из конкурента альманаха декабристов стал его наследником и в какой-то мере продолжателем декабристских традиций. В «Цветы» на 1826 год Н. Языков передал «Две картины» из злополучной «Звёздочки», в дальнейшем Дельвиг публикует произведения опальных декабристов («Партизан» Рылеева, «Пощаду певца», «Ночь», «Луну», «Смерть» В. Кюхельбекера, «Тризну», «Луну», «Бал» А. Одоевского, «Трактирную лестницу» Бестужева-Марлинского).

Стоимость альманаха в разные годы составляла 10-12 рублей ассигнациями для Петербурга и 13 рублей для провинции[3]. Обретя издательский опыт, после выхода второй книжки Дельвиг, как прежде издатели «Полярной звезды», отказывается от услуг зачинателя Слёнина и, с помощью Плетнёва, начинает выпускать альманах собственными силами. «Северные цветы» были одним из немногих по-настоящему доходных альманахов. Так, сборник на 1828 год принёс 8000 рублей прибыли.

В первой половине 1827 года писатель и журналист Орест Сомов тоже предпринимал попытку запустить новый альманах. Однако в это время он сблизился с Дельвигом, который предложил ему работать совместно. Сомов соглашается «соединиться набором и изданием альманаха с б. Дельвигом». «Я отдал ему всю готовую у меня прозу», — информирует он будущих читателей. — «Альманах наш будет под тем же заглавием „Северные цветы“». Сомов становится одним из деятельнейших сотрудников «Цветов». Помимо организационных вопросов и переписки с авторами он занимается литературной критикой, и в альманахах на 1828—1831 годы снова появляются литературные обзоры.

Несколько лет подряд альманах задерживался с выходом и поступал в продажу не к рождественскому сочельнику, а только весной, ближе к пасхе. Со временем Дельвигу удалось сместить альманашный цикл обратно к рождеству, но он продолжает поддерживать и традицию выпуска весеннего альманаха «к святой неделе». После выхода «Цветов» на 1829 год в редакционном портфеле остаются неиспользованные материалы, и Дельвиг с Сомовым, не указывая имён издателей, выпускают «Подснежник» — небольшой альманах-спутник «Северных цветов», предназначенный в основном для произведений молодых поэтов дельвиговского кружка.

Альманах Пушкина

Санкт-Петербург, 1831 год. Титульный лист «Северных цветов» на 1832 год

В январе 1831 года, вскоре после выхода альманаха на 1831 год, Антон Дельвиг скончался от простуды. Главной причиной смерти считали потрясение, вызванное запретом «Литературной газеты». Чтобы почтить память Дельвига и сохранить альманах, друзья покойного решают самостоятельно выпустить ещё один, последний, альманах на 1832 год. Скорее всего, это было идеей Пушкина. Вскоре после похорон оказалось, что в семье Дельвига пропали или были украдены ломбардные билеты на 55 тысяч, и намерение помянуть друга мемориальным альманахом уточняется предложением Плетнёва отдать всю выручку в пользу семьи поэта.

Пушкин составляет не просто альманах — «мы правим тризну по Дельвиге», — говорит он. На этой «тризне» не будет литературной критики Сомова (Пушкин категоричен: «Обозрения словесности не надобно; чёрт ли в нашей словесности? придётся бранить Полевого да Булгарина. Кстати ли такое аллилуйя на могиле Дельвига?»[4]). Зато в книжке нашлось место нескольким[5] не публиковавшимся Дельвигом стихотворениям. «Стихи Дельвига <…> оставались без поправки; для чего, видно, он их и не выпускал. А после него править — ни у кого из нас рука не поднялась», — сообщил Сомов Языкову[6]. Несколько стихотворений альманаха посвящены самому Дельвигу и его близким: «Мой Элизий» Баратынского, «А. А. Дельвигу» Языкова, «Лизаньке Дельвиг» М. Д. Деларю… Напоминала о поэте и виньетка, на которой изображена лира с оборванными струнами.

Сам Пушкин отдал для сборника произведения, вскоре ставшие хрестоматийными. В альманахе на 1832 год можно найти «Моцарта и Сальери», «Анчар, древо яда», «Дорожные жалобы», «Эхо», «Делибаша», «Бесов» и четыре «анфологических эпиграммы». В альманах попала проза К. Батюшкова, В. Одоевского, И. Лажечникова, О. М. Сомова, Д. Струйского, Ф. Глинки, М. Погодина, А. Никитенко, первый в России перевод китайской прозы — отрывок романа «История счастливой четы», статья ботаника М. Максимовича «О жизни растений». В стихотворной части были представлены И. Дмитриев, В. Жуковский, Е. Розен, Н. Языков, П. Вяземский, Л. Якубович, Н. Станкевич, М. Деларю, А. Шаховской, З. Волконская, Н. Прокопович, Е. Тимашева и другие.

К 24 декабря 1831 года последний альманах увидел свет. Попытка помочь семье не удалась: издатели запутались в финансовых вопросах, прибыли оказались незначительны, а Пушкин рассорился с Сомовым, который, проявив небрежность или некорректность в денежных делах, остался должен около трёх тысяч, но так и не погасил долг.

Некоторое время спустя разные группы литераторов пытались возродить альманах. В начале 1833 года Вяземский собирался издавать «Северные цветы» вместе с Пушкиным. Баратынский пробовал издать «Северные цветы» со своими московскими друзьями. Брался за подготовку «Северных цветов» С. А. Соболевский. Известно разрешение вдовы Дельвига Одоевскому: «Я согласна, чтобы князь Одоевский издавал „Северные цветы“. Софья Баратынская, бывшая баронесса Дельвиг». Все эти усилия ни к чему не привели. «Альманачная эпоха» осталась в прошлом, наступало время литературных журналов.

Признание альманаха[править | править вики-текст]

Обложка изданных А. С. Пушкиным «Северных цветов» на 1832 год

Гравированный титульный лист альманаха на 1832 год. Художник В. Лангер, гравёр И. Ческий

Альманах приобрёл любовь и уважение современников.

«Московский телеграф» в 1829 году писал: «Общее мнение признало „Северные цветы“ лучшим по содержанию русским альманахом».

«„Северные цветы“ считались в своё время лучшим русским альманахом, появление этой крохотной книжки в продолжение семи лет было годовым праздником в литературе, к которому все приготовлялись заранее <…>», — подтверждал В. Г. Белинский в 1844 году, перед тем как с высоты прошедших двадцати лет выдать уничтожающую характеристику содержанию этой «крохотной книжки»[7]. А по своей оригинальной «классификации» Белинский отнёс «Северные цветы» к альманахам-аристократам:

Одни из альманахов были аристократами, как, например, «Северные цветы», «Альбом северных муз», «Денница»; другие — мещанами, как, например, «Невский альманах», «Урания», «Радуга», «Северная лира», «Альциона», «Царское село» и проч.; третьи — простым чёрным народом, как, например, «Зимцерла», «Цефей», «Букет», «Комета» и т.п… Аристократические альманахи украшались стихами Пушкина, Жуковского и щеголяли стихами гг. Баратынского, Языкова, Дельвига, Козлова, Подолинского, Туманского, Ознобишина, Ф. Глинки, Хомякова и других модных тогда поэтов… Альманахи-мещане преимущественно наполнялись изделиями сочинителей средней руки и только для обеспечения успеха щеголяли несколькими пьесками, вымоленными у Пушкина и других знаменитостей. Альманахи-мужики наполнялись стряпнёю сочинителей пятнадцатого класса…

Спустя всего пять лет после смерти Антона Антоновича Гоголь ностальгически вспоминал: «Когда-то Дельвиг издавал благоуханный свой альманах! В нём цвели имена Жуковского, князя Вяземского, Баратынского, Языкова, Плетнёва, Туманского, Козлова»[8].

Свои стихотворения, вошедшие в альманах на 1832 год, Пушкин издал в том же 1832 году отдельной книжкой, которая, видимо, не поступила в продажу. Два первых выпуска альманаха были перепечатаны вторым изданием (без гравюр) издателем «Русского архива» П. Бартеневым в 1881 году.

В 1980 году в серии «Литературные памятники» было осуществлено полное комментированное переиздание текста изданных Пушкиным «Северных цветов» на 1832 год в том виде, в котором они были впервые опубликованы, без исправления цензурных изменений и т. п.

В начале XX века название ежегодника Дельвига заимствовали издатели первого символистского альманаха. Помимо символичного использования славного имени, новые «Северные цветы» поддерживали связь с классической русской литературой, публикуя стихи и письма Фета, Тютчева, Пушкина, Некрасова, Тургенева и др.

Примечания

  1. Письмо А. А. Дельвига П. А. Вяземскому от 10 сентября 1824 года.
  2. Отрывок из статьи Плетнёва «Письмо к графине С. И. С. о русских поэтах».
  3. Н. Сперанская. Материалы по русской литературе в петербургской газете «Le Furet» / «Le Miroir» в 1831—1832 гг.
  4. Письмо А. С. Пушкина П. А. Плетнёву.
  5. Под именем Дельвига было опубликовано пять стихотворений. Автором одного из них (стихотворения «К Морфею», которое рецензент «Северной пчелы» назвал лучшим из стихотворений Дельвига) на самом деле был Н. Гнедич. См. статью В. Э. Вацуро «История одной ошибки».
  6. Письмо О. М. Сомова Н. М. Языкову от 26 января 1832 года.
  7. В. Г. Белинский — На сон грядущий. Отрывки из вседневной жизни. Том I. Сочинение графа В. А. Соллогуба…
  8. Моё новоселье. Альманах на 1836 год, В. Крыловского. — Отзыв Н. В. Гоголя.

Литература

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D1%86%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%8B_(%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%85_%D0%94%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%B2%D0%B8%D0%B3%D0%B0)


Центр «Наследие Селигера» им.Магницкого Л.Ф.

by ankniga
  • Cелигер: родина Л. Ф. Магницкого — первого русского учителя.

Значение монастыря Нило-Столобенская пустынь в становлении
российского образования и науки.

В городе Осташкове в 1669 году родился создатель первого печатного учебника «Арифметика, сиречь наука числительная» Леонтий Филиппович Магницкий — первый выдающийся математик и первый в истории отечественного образования учитель первого государственного учебного заведения России, которое было основано в Москве царём Петром I.

Изучая биографию Магницкого, невозможно не восхититься разносторонним способностям этого человека. Выросший в крестьянской семье на берегу Селигера, рядом с монастырём Нилова пустынь, он стал истинным самородком своего времени, и так сказать «предтечей» другого российского гения – М. В. Ломоносова. Но если Михаил Васильевич шёл в Москву с обозом с севера уже с учебником Магницкого, затем в общении с ним самим, как ученик, постигал азы наук, то где их получил юный Леонтий?

Есть на Селигерской земле такой источник культуры – монастырь Нило-Столобенская пустынь. В период расцвета монастыря в XVII веке он был выдающимся центром духовно-нравственного просвещения и образования России. Именно здесь в богатейшей монастырской рукописной библиотеке приобретал крестьянский сын свои первые знания.

Знакомясь с биографиями таких выдающихся людей, как Магницкий, видишь, что путь к любым вершинам лежит через упорный труд. И именно такой выбрал для себя одарённый Богом мальчик. Самоучкой выучился он читать и писать. Перечитал всё, что было собрано в Нило-Столобенской библиотеке. А это были самые лучшие по тем временам разные труды, потому что уже в середине XVII века Нилова пустынь была крупнейшим духовным и культурно – просветительским центром не только Верхневолжья, но и всей России. Много сил в это вложил святитель Нектарий, владыка Сибирский и Тобольский, настоятель и строитель Ниловой пустыни. Несомненно и его влияние на Леонтия, как на внучатого племянника.

Всех поражал своей начитанностью Леонтий, и так же, как позднее Михаил Ломоносов, он отправился в жизнь за знаниями с крестьянским обозом. Сначала в Иосифо-Волоколамский монастырь. Затем – в Москву, в Симонов монастырь.

Исключительно сильным было желание Леонтия учиться. Как раз в это время в Москве открылось первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия. Монастырь определил способного и трудолюбивого юношу туда.

С большим рвением приступил Леонтий к изучению богословия, философии, логики, психологии, физики и риторики. Освоил латинский и греческий языки. А сверх программы – голландский, немецкий и итальянский. Увлекся математикой. Неудивительно, что скоро по знаниям он далеко обошел своих товарищей. Московская знать начала приглашать его для обучения своих детей.

Овладение языками дало возможность Леонтию значительно расширить и углубить свои знания по математике за счёт зарубежных источников. Эти знания, как сообщает Энциклопедический словарь, изданный в Петербурге в 1896 году, вышли на уровень, далеко превосходящий сведения, которые можно было почерпнуть в русских арифметических, землемерных и астрономических рукописях семнадцатого столетия.

Естественным можно считать назначение Теляшина (а это родовая фамилия Леонтия) преподавателем в открывшуюся в 1701 году в Москве школу «математических и навигацких, то есть мореходных наук».

Откуда появилась фамилия Магницкий? Существует предание, что так предписал называть Леонтия поражённый его эрудицией Пётр I, считая, что он притягивает к себе знания, как магнит.

Преподавал арифметику, геометрию, тригонометрию и навигацию Леонтий Филиппович в Навигацкой школе до конца дней своих.

Можно считать, что Магницкий был первым русским учителем, так как в тогдашней России преподавали взятые Петром на службу иностранцы.

Большие надежды возлагал Пётр на Леонтия Филипповича. И он их оправдывал постоянно. Отдавался любимому делу со всей душой. Составил учебную энциклопедию по математике. Его «Арифметика, сиречь наука числительная», которая стала первым на Руси печатным учебником математики, вышла в 1703 году. В неё вошли не только широкие арифметические понятия, но и материалы по элементарной алгебре, тригонометрии, сведения по астрономии, геодезии, навигации.

«Арифметика» Магницкого, отмечает указанный выше Энциклопедический словарь, «замечательна продолжительным, обнимающим более полувека, употреблением в школах». Этот учебник стал поистине выдающимся событием в российской науке и культуре. С него-то и начал взращивать свой талант не менее талантливый самородок М. В. Ломоносов.

Леонтий Филиппович не только занимался преподавательской деятельностью. Это был человек исключительно разносторонних способностей. Не случайно во время русско-шведской войны по приказу Петра он руководил оборонительными работами, в частности, по укреплению тверского кремля. По сути, Леонтий Филиппович был одним из ближайших сподвижников реформатора Петра.

Помнят своего земляка осташи. По случаю 300-летия со дня рождения Л. Ф. Магницкого в 1969 году его именем названа одна из центральных улиц города. В сквере под стенами бывшего Знаменского монастыря установлена стела с памятной плитой.

На этом месте созданный при Нило-Столобенской пустыни Верхневолжский духовно-просветительский центр имени Леонтия Филипповича Магницкого планирует установить выдающемуся сыну России памятник. В этом может принять участие каждый желающий, кому дороги честь и слава Осташкова. Сбор средств на создание памятника уже начался. Одновременно в Москве на зданиях, где жил и трудился Магницкий, будут установлены памятные доски.

Стремятся увековечить имя Магницкого и разные другие организации. Так, в 2005 году его именем была названа Крымской астрофизической обсерваторией только что открытая планета.

Жить в веках нашему славному земляку, внёсшему в развитие и процветание Родины неоценимый вклад.

Грани таланта и заслуги Магницкого.

Перед государством и обществом:

  • образованнейший человек-самородок своего времени, «предтеча» М. В. Ломоносова, т.к. в дальнейшем на трудах Магницкого развился гений М. В. Ломоносова;
  • ыдающийся математик и первый русский учитель математики, по словам современников: «… первый российский академик арифметик и геометр…»;
  • педагог-методист, создатель и автор первого печатного учебника-энциклопедии арифметики (с разделами логистики и политики), прообраза всех классических учебников с правильным методическим изложением учебного материала;
  • старший учитель и завуч первого отечественного высшего учебного заведения «Математических и навигацких наук школы» для одарённых детей России, национальной элиты того времени;
  • сподвижник Петра Великого в деле укрепления обороноспособности страны, по заданию которого руководил в 1707 г. инженерно-строительными работами по укреплению валов с орудиями (больверков) и рвов на подступах к городам Твери и Великие Луки.

Перед Церковью:

Проживая в Патриаршей слободе города Осташкова, рядом с монастырём Нило-Столобенская пустынь с её крупной рукописной библиотекой, послушный и любознательный ребёнок имел возможность и условия для обучения. Затем, достигнув высокого уровня знаний, он много пользы принёс своему Отечеству. Таким образом, на примере своей жизни будущий знаменитый педагог и математик, показал какое огромное значение имела для России просветительская деятельность, которую вели монастыри Русской Православной Церкви во главе со Святейшим Патриархом того времени.

  • выпускник одного из первых наборов академии, вошедший в Золотой Фонд ныне Московской духовной академии и семинарии;
  • выступавший в Сенате с продолжительной речью за единство церкви и с критикой политики государства в отношении Русской Православной Церкви (содержание речи сохранилось и представляет большой научный интерес),
  • вёл борьбу с еретиком Дмитрием Тверитиновым.
  • Л.Ф. Магницкий давал импульс противления европейским духовным реформам и их окончательному разрушительному проникновению на российскую почву духовной жизни православного народа;
  • благочестивый и дисциплинированный христианин, добропорядочный отец семейства, прославивший в Москве и в истории нравственные устои жителей Селигерского Верхневолжского края – место подвигов прп. Нила Столобенского и своего деда святого Архиепископа Нектария, второго строителя Ниловой пустыни.

Центр

Сохранилась длинная и содержательная эпитафия, составленная сыном Л. Ф. Магницкого Иваном, где подробно характеризуется Л. Ф. Магницкий. Вот текст этой эпитафии с надгробного камня «первому российскому арифметику и геометру» (был опубликован в 1836 году в газете «Московские ведомости»):

«В вечную память христианину, благочестно, целомудренно, благоверно и добродетельно пожившему Леонтию Филипповичу Магницкому, первому в России математики учителю, здесь погребенному, мужу христианства истинного, веры в Бога притвердой, надежды на Бога несомненной, любви к Богу и ближнему нелицемерной, благочестия по закону ревностного жития чистого, смирения глубочайшего, великодушия постоянного, нрава тишайшего, разума зрелого, обхождения честного, праводушия любителю, в слугах государям своим и отечеству усерднейшему попечителю, подчинённых отцу любезному, обид от неприятелей терпеливейшему, ко всем приятнейшему и всяких обид, страстей и злых дел всеми силами чуждающемуся, в наставлениях, в рассуждениях, совете друзей искуснейшему, правды как о духовных, так и гражданских делах опаснейшему хранителю, добродетельнейшего жития истинному подражателю, всех добродетелей собранию, который путь его временного и прискорбного жития начал 1669 года июня 9-го дня, наукам изучился дивным и неудобовероятным способом, Его Величеству Петру Первому и великому императору самодержцу всероссийскому для остроумия в науках учинился знаем в 1700 году, и от Его Величества, по усмотрению нрава ко всем приятнейшего и к себе влекущего, пожалован прозванием Магницкий и учинён российскому благородному юношеству учителем математики, в котором звании ревностно, верно, честно, всеприлежно и беспорочно служа четырём самодержцам всероссийским и прожив в мире 70 лет, 4 месяца и 10 дней, 1739 года, октября 19-го дня, о полуночи в 1 часу, оставя добродетельным своим житием и благочестною христианскою кончиною пример жития оставшим по нем, по многих и неисчетных мира сего суетных поторжинях (смятениях), по шестодневной болезни и которою благочестно скончался, довольно жил себе по заслугам и для памяти вечной, но ах! Не довольно по желанию своих присных и для услуг всего всего отечества; но хотя не к тому учениями, но во царствия небесном бессмертный! Ты же пришедший, что ищеши в сем? Также жил, ныне же есть прах и пепел: научися убо от сего гроба. Что? Каков ты, таков он был, а каков он ныне, таков ты будешь и всегда иищися на смерть быть:
Понеже мы подвержены вси единой смерти:
Не вестно. Когда тя похощет стерти.
Преставльшемуся же исполняя взаимную христианскую любовь помолимся прилежно: да человеколюбивый Бог господь, по неизрченному своему к роду человеческому милосердному снисхождению, того душу преставлшася, вольная и невольная согрешения, яко человека, немощи и падению бывши подвержена, вселит в недра Авраамле и дарует вечную жизнь, питающую души приведенных неизреченным умным светом.
И сотвори ему и пр.
Не по должности надписал, собственноручно сёк на камне сем горькослезный и горем убиенный Иван, нижайший раб, сын ему любезны» (орфография 18 века сохранена).

Монах ИОАНН (Захаров) –
директор Верхневолжского духовно-просветительского центра
«НАСЛЕДИЕ СЕЛИГЕРА» имени Л.Ф.Магницкого
при монастыре Нило-Столобенская пустынь.

Сочинение о Л. Ф. Магницком прошло конкурсный отбор в Международном литературном конкурсе «Лицо России».

По благословению Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла проводится Международный литературный конкурс «Лицо России» — это конкурс сочинений среди детей и молодежи в возрасте от 7 до 18 лет, проживающих в России и за ее рубежами. Сочинение должно быть посвящено выдающейся личности отечественной истории, внесшей значительный вклад в создание и укрепление Российской державы, в ее духовное, культурное и интеллектуальное развитие. Это могут быть политические деятели, полководцы, писатели, композиторы, ученые, врачи, священники, те, кто своей жизнью и своим трудом честно и достойно послужил своей Родине. Героями сочинения могут стать не только личности широко известные, но и незаслуженно забытые, это могут быть наши земляки, члены нашего рода, те люди, с кем когда-то были знакомы члены нашей семьи. Очень радостно отметить, что в этом конкурсе участвует ученик 8-«Б» класса МОУ «Гимназия № 2» города Осташкова Дмитриев Николай, который выбрал героем своего сочинения Леонтия Филипповича Магницкого – поразительно талантливого человека: выдающийся математик, первый русский учитель, богослов, политик, государственный деятель, сподвижник Петра, поэт, автор поэмы «Страшный суд». Своим первым учителем Леонтия Магницкого называли морские офицеры, математики, инженеры, геодезисты, картографы, географы, архитекторы и … учителя. Ломоносов считал Л. Ф. Магницкого своим первым учителем, чей учебник арифметики называл «вратами своей учёности». Возможно, если не было бы Леонтия Филипповича Магницкого, у нас не было бы и Ломоносова. А имя самого Л.Ф. Магницкого незаслуженно забыто в нашей стране. Сочинение называется «Учинен российскому благородному юношеству учителем математики». Наставниками Николая Дмитриева являются Гусева Елена Юрьевна, учитель русского языка и литературы МОУ «Гимназия №2» г. Осташкова и Монах Иоанн (Захаров), насельник Нило-Столобенской пустыни, директор Верхневолжского духовно-просветительского центра «Наследие Селигера» имени Леонтия Филипповича Магницкого. Отрадно, что сочинение вошло в разряд лучших. Продолжается голосование за сочинения. Обращаемся с просьбой ко всем неравнодушным людям: пожалуйста, отдайте свой голос за сочинение о Леонтии Филипповиче Магницком (http://faceofrussia.ru/files/filedb.php?action=file&id=356), скачайте его и распространяйте среди своих близких, знакомых и незнакомых людей.

Центр

«Международный литературный конкурс сочинений «Лицо России»

Название: «Учинён российскому благородному юношеству учителем математики»

Автор: Дмитриев Николай
Наставники: Гусева Елена Юрьевна, учитель русского языка и литературы МОУ «Гимназия №2» г. Осташкова
Монах Иоанн (Захаров), насельник Нило-Столобенской пустыни.
Школа: МОУ «Гимназия №2»
Класс: 8 «Б»
Страна: Россия
Город: Осташков
2010

2010 год объявлен в России годом учителя. Учитель – это очень важная и нужная профессия. Учительство играет ведущую роль в развитии личности ребёнка. Ведь учитель не только учит разным предметам, но и прививает идеалы любви, добра, справедливости. Я считаю правильным, что люди, умудрённые опытом, передают свои знания младшим поколениям. Закончив учебные заведения, ученики приносят пользу своей Родине, своему народу, выстраивают новое гражданское общество. И в этом огромная заслуга учителя, чья ответственность, трудолюбие, честность, внимательность к ученику являются основой этого будущего общества.

Одним из главных предметов в учебных заведениях является математика. Эта наука очень полезная и интересная. Почти в каждом деле необходима она. Очень большой вклад в развитие этой точной науки внёс замечательный русский учёный и педагог Леонтий Филиппович Магницкий.

Что это за человек? Какой вклад он внёс в развитие математики? Как стал учителем?

19 июня 1669 года, с тех пор уже минуло 3 века, в городе Осташкове, на земле, где берёт начало великая русская река Волга, родился мальчик. Родился он в небольшом деревянном доме, расположенном у стен Знаменского монастыря, на берегу озера Селигер. Родился он в большой крестьянской семье Теляшиных, славившейся своей религиозностью. Родился он в то время, когда на Селигерской земле расцветал монастырь Нилова пустынь. При крещении ребёнку дали имя Леонтий, что в переводе с греческого означает «львиный».

Время шло. Мальчик рос и креп духом. К сожалению, не сохранилось ни одного изображения Леонтия Теляшина, но я думаю, что он был русоволос и голубоглаз, как и большинство жителей Селигерского края. Он помогал отцу, «работою своих рук кормившего себя» и свою семью, а в свободное время «был страстный охотник читать в церкви мудрёное и трудное». Обычные крестьянские детишки не имели возможности иметь книги, обучаться грамоте. А отрок Леонтий имел такую возможность. Его двоюродный дед, святитель Нектарий, был вторым настоятелем и строителем Нило-Столобенской пустыни, которая возникла на месте подвигов великого русского святого преподобного Нила. За два года до рождения Леонтия были обретены мощи этого святого, и на остров Столбный, где находится пустынь, много людей стало устремляться на богомолье. Семья Теляшиных тоже ходила в это чудодейственное место. И посещая монастырь, Леонтий подолгу задерживался в монастырской библиотеке. Он читал древние рукописные книги, не замечая времени, чтение поглощало его.

Сын Филиппа Теляшина, человека скромного и религиозного, с детства возлюбил Бога от всей души, готовился к духовной карьере, прислуживал чтецом в церкви, но судьба распорядилась иначе.

Озеро Селигер богато рыбой. Здесь водятся судак, щука, окунь, лещ. Селигерская рыба славилась по всей России. Как только устанавливался санный путь, обозы с замороженной рыбой отправлялись в Москву, Тверь и другие города. Доставляли рыбу в том числе и в Московский Иосифо-Волоколамский монастырь, чьё подворье находилось в городе Осташкове. В зимнюю пору крестьяне Иосифовской слободы послали в Иосифов монастырь обоз с рыбой. С этим обозом отправили юношу Леонтия. Ему тогда было около шестнадцати лет.

Я считаю, что в монастыре поразились необычными способностями обычного крестьянского сына: он умел читать и писать, чего простые крестьяне в большинстве своём не умели. Монахи решили, что этот юноша станет хорошим чтецом и оставили у себя «для чтения». Затем Теляшина направили в Московский Симонов монастырь. Возможно, там не хватало чтецов. Юноша и там поразил всех своими незаурядными способностями. Настоятель монастыря решил, что такому самородку нужно обучаться дальше и отправил его учиться в Славяно-греко-латинскую академию. Учился ли там Леонтий Теляшин – достоверных источников нет, в сохранившихся списках учащихся он не обнаружен, но его потомок Александр Константинович Магницкий утверждает, что Леонтий там учился.

В академии в то время изучали богословие, логику, философию, стихосложение и риторику, латинский и греческий языки. Особый интерес у молодого человека вызывали математические задания. А так как математика тогда в академии не преподавалась, и русских математических рукописей было ограниченное количество, он изучил данный предмет, по словам сына Ивана, «дивным и неудобовероятным способом». Для этого он изучил латинский, греческий язык в академии, немецкий, голландский, итальянский самостоятельно. Изучив языки, он перечитал множество иностранных рукописей и овладел математикой настолько, что его стали приглашать в богатые семейства преподавать этот предмет.

Посещая своих учеников, Леонтий Филиппович столкнулся с проблемой. По математике, или как тогда говорили арифметике, не было для детей и юношей ни одного пособия и ни одного учебника. Молодой человек начал сам составлять примеры и интересные задачки. Объяснял он свой предмет с таким жаром, что мог заинтересовать даже самого ленивого и не желающего учиться ученика, каких немало было в богатых семьях.

Слухи о талантливом учителе донеслись до Петра I. Российскому самодержцу нужны были русские образованные люди, потому что почти все грамотные люди были выходцами из других стран. Прибыльщик Петра I, Курбатов А.А., представил царю Теляшина. Императору очень понравился молодой человек. Он был поражён его познаниями в области математики. Пётр I дал же Леонтию Филипповичу новую фамилию. Помня выражение своего духовного наставника Симеона Полоцкого «Христос, как магнит, притягивает к себе души людей», царь Пётр назвал Теляшина Магницким – человеком, который как магнит притягивает к себе знания. Царь Пётр назначил Леонтия Филипповича «российскому благородному юношеству учителем математики» в только что открывшейся Московской Навигацкой школе.

Математико – навигацкую школу Пётр открыл, а учебников не было. Тогда царь, хорошо подумав, поручил Леонтию Филипповичу написать учебник по арифметике.

Магницкий, опираясь на свои задумки для детей, на придуманные для них примеры и задачи, за два года создал самый главный труд в своей жизни – учебник по арифметике. Он его назвал «Арифметика – сиречь наука числительная». Книгу эту выпустили огромным для того времени тиражом – 2400 экземпляров. Документ того времени сообщает: «И ноября в 21 день он, Леонтий Магницкий, книгу Арифметику издания своего явил … и та книга послана с ним же Леонтием в типографию со усмотрением исправления 2400 книг.» Данная книга содержала много полезных разделов: арифметику, алгебру, геометрию, весь комплекс знаний для мореплавания. Учебник стал основой преподавания точных наук в Математико – навигацкой школе, а также в открывшейся позднее в Петербурге Морской академии. За «непрестанные и прилежные в навигацких школах во учении труды», Пётр I щедро одарил Магницкого подарками: деревнями во Владимирской и Тамбовской губерниях, домом на Лубянке и «саксонским кафтаном».

В Навигацкой школе Леонтий Филиппович отработал учителем 38 лет – больше чем полжизни. Был он скромным человеком, радел о науке, заботился о своих учениках. Он не только преподавал математику, но и следил за тем, как жили его воспитанники, чем питались, во что одевались, получали ли они жалованье. Все хозяйственные дела школы лежали на нём, так как учителя-иностранцы знали плохо русскую жизнь и русский язык. Магницкий заботился о школе, как мать заботится о ребёнке. Главной целью его жизни стало воспитание так необходимых России специалистов и достойных граждан своей страны.

Своим первым учителем Леонтия Магницкого называли морские офицеры, математики, инженеры, геодезисты, картографы, географы, архитекторы и … учителя. Уже через два года после открытия школы, Магницкий отправил в Воронеж двух самых способных учеников для обучения математике солдат Петровской армии. Поэтому Леонтий Филиппович не просто первый учитель первого российского светского учебного заведения, но и « учитель учителей».

Магницкий заботился о судьбе своих учеников, ценил их талант. Зимой 1830 года к Магницкому обратился с просьбой о принятии его в Навигацкую школу молодой человек. Поразило Леонтия Филипповича то, что этот молодой человек сам выучился читать по церковным книгам и сам одолел математику по учебнику «Арифметика – сиречь наука числительная». Поразило Магницкого и то, что этот молодой человек так же, как и он сам, пришёл с рыбным обозом в Москву. Звали этого юношу Михайло Ломоносов. Оценив, какой талант перед ним, Леонтий Филиппович не оставил молодого человека в Навигацкой школе, а направил Ломоносова учиться в Славяно-греко-латинскую академию. Магницкий понимал, что молодому человеку просто необходимо изучение иностранных языков, особенно латыни.

После образования Морской академии в Петербурге (в неё вошла часть преподавателей и учеников из Навигацкой школы) Леонтий Филиппович стал директором и возглавлял данное учебное заведение 24 года. Сотни талантливых выпускников, нужнейших военных и гражданских специалистов, вышли из стен Навигацкой школы за это время.

Леонтий Филиппович с уважением относился к церкви, был благочестивым человеком. Он считал, что можно быть и учёным и религиозным человеком. Ведь Бог нас создал, чтобы повторяли его образ, были разумными. Магницкий в эпоху петровских реформ защищал православие. Он проявил гражданское мужество, не побоялся опалы Петра и выступил против ереси Тверитинова. На данном процессе Леонтий Филиппович проявил себя блестящим оратором, смелым человеком, истинным христианином, настоящим патриотом.

Магницкий был поразительно талантливым: выдающийся математик, первый русский учитель, богослов, политик, государственный деятель, сподвижник Петра, поэт, автор поэмы «Страшный суд».

Я – земляк Магницкого, я тоже родился в Осташкове. Как же в нашем городе относятся к памяти великого земляка?

Именем Леонтия Магницкого названа улица в городе Осташкове, в сквере близ Вознесенского собора находится камень с мемориальной доской: «В этом районе города Осташкова, в бывшей слободке Трестьянка, в1669 году родился выдающийся русский математик Леонтий Филиппович Магницкий». Как же выглядят сейчас эта улица и этот сквер? Как и многое в России в забвении и запустении. На части улицы Магницкого нет асфальтированного полотна… Ямы… После дождей грязь и лужи… Сквер возле храма зарос крапивой… Да и многие жители нашего города уже не знают, что это за человек, чьим именем названа одна из городских улиц. Конечно, можно засыпать ямы и скосить крапиву. Но как сохранить память об этом талантливом человеке? Возможно, необходимо учредить стипендии, премии имени Магницкого для учащихся математических школ, лицеев, победителей математических олимпиад. Конечно, необходимо создание достойного памятника этому достойнейшему человеку. Но более всего возникла необходимость в создании Верхневолжского духовно-просветительского центра имени Л.Ф. Магницкого «Наследие Селигера» под покровительством русской православной церкви. Здесь дети и молодёжь могли бы знакомиться с историей России. Здесь могли бы изучать неизвестные страницы жизни талантливого учёного. Здесь могли бы проводиться семинары и конференции по наследию Магницкого.

Следующий 2011 год – год 300-летия со дня рождения М.В. Ломоносова. Хочется верить, что, вспоминая великого российского учёного, мы вспомним человека, которого Ломоносов считал своим первым учителем, чей учебник называл «вратами своей учёности». Возможно, если не было бы Леонтия Филипповича Магницкого, у нас не было бы и Ломоносова.

 

Искреннее желаем воскресить память о незаслуженно забытых людях, поддержать все добрые начинания по возрождению духовных традиций нашего Отечества и предлагаем всем подключиться. Ведь общими усилиями мы многое можем сделать.

 

Году учителя в России посвящается

26 августа 2010 вышла в свет книга о Л. Ф. Магницком (1669 – 1739)

Книга посвящена памяти Леонтия Филипповича Магницкого (Теляшина) – первого выдающегося русского учителя «Математико-навигацких наук школы» — первого государственного учебного заведения России, выпускника Славяно-греко-латинской академии, сподвижника Петра I, автора первого учебника математики, наставника М. В. Ломоносова, истинного христианина и верного защитника Православия, уроженца города Осташкова на озере Селигер, где он вырос под покровительством монастыря Нило-Столобенская пустынь, настоятелем, строителем и собирателем библиотеки которой был его родственник Арихиепископ Сибирский и Тобольский Нектарий (Теляшин), святой Столобенский, (+1667). Составитель: монах Иоанн (Захаров) – директор Тверской региональной организации «Верхневолжский духовно-просветительский центр «НАСЛЕДИЕ СЕЛИГЕРА» имени Л. Ф. Магницкого – первого выдающегося русского учителя и первого математика России», насельник монастыря Нило-Столобенская пустынь.

Центр


НИКОЛАЙ I. ГОГОЛЬ. «РЕВИЗОР»

by ankniga

В театроведческой науке сведения о драматической цензуре скупы и однообразны. Но, несмотря на это, все точки над «i» поставлены с удивительной категоричностью. Рефреном звучат слова о недалекости и беспощадности цензуры. Еще бы, ведь «в репертуаре не удерживались (по причинам главным образом цензурным) некоторые из самых значительных произведений современной русской драматургии»1.Что же пишут о произведениях Н.В. Гоголя, без ограничений представленных на сцене? Очень просто: «цензура не сумела разобраться в сути этой пьесы«2 (имеются в виду «Игроки»), а что до «Ревизора», которого прочел сам Николай I, то «царь не понял ее сатирического смысла«3. Тем не менее, если бы не личная цензура Николая I, сценическая история «Ревизора» была бы гораздо короче.

Николай IОбычно пьеса рассматривалась в Третьем отделении от нескольких дней до нескольких недель. За это время выносилось решение — позволить или запретить. В случае необходимости из текста вымарывали «предосудительные» места, чаще всего — простонародные выражения, упоминания Бога, черта и так далее. Иногда пьеса отправлялась к автору на переделку. В случаях, когда цензор сам не мог принять решения, рапорт передавался главному цензору, а уже от него — государю. Один из способов миновать Третье отделение, в котором рассматривались драматические произведения, — сразу обратиться к императору по ходатайству лиц, к нему приближенных. Однако спрогнозировать высочайшие вердикты было невозможно. И дело не только в том, что часто требования драматической цензуры и требования к произведению самого Николая I могли быть прямо противоположными. Важную роль здесь сыграла личность императора, свойства его характера.

Вступление Николая на престол стало случайностью. Будущий государь был предоставлен себе, проводя время в дворцовых передних. «При нем, как при третьем брате, не стеснялись, — писал В.О.Ключевский, — великий князь мог наблюдать людей в том виде, в котором они держались в передней, то есть в удобнейшем для их наблюдения виде. Он здесь узнал отношения, лица, интриги, порядки… Эти мелкие знания очень понадобились ему на престоле… Вот почему он мог заглянуть на существующий порядок с другой стороны, с какой редко удается взглянуть на него монарху. Александр смотрел на Россию сверху, со своей философской политической высоты, а, как мы знаем, на известной высоте реальные очертания или неправильности жизни исчезают. Николай имел возможность взглянуть на существующее снизу, оттуда, откуда смотрят на сложный механизм рабочие, не руководствуясь идеями, не строя планов«4.

Как становится ясно из дневников, мемуаров современников, из поступков и действий нового государя, он всегда исходил из собственного понимания того или иного вопроса. Этот «Дон Кихот самодержавия, Дон Кихот страшный и зловредный, потому что обладал всемогуществом», «глубоко искренний в своих убеждениях, часто героический и великий в своей преданности тому делу, в котором он видел миссию, возложенную на него провидением»5, поставил себе задачей войти в положение дел без посредников. «Он сам лично ревизовал ближайшие столичные учреждения: бывало, налетит в какую-нибудь казенную палату, напугает чиновников и уедет, дав всем почувствовать, что он знает не только их дела, но и их проделки«6. Может быть, поэтому так близка была Николаю пьеса Н.В.Гоголя «Ревизор». Еще в 1918 году это заметил Н.В.Дризен: Николай Павлович «особенно глубоко чувствовал значение гоголевской сатиры»7.Своими внезапными налетами в столице он производил точно такое потрясение, что и мнимый ревизор Хлестаков. По крайней мере, события, которые описываются в пьесе, так же, как и персонажи, были лично знакомы Николаю. Таким образом, участие государя в деятельности драматической цензуры понятно.

Личной цензуре Николая I посвятил несколько страниц своего исторического обзора В.П.Погожев: «Император Николай Павлович весьма близко вникал в вопрос ограждения русской сцены от всего того, что он считал вредным в политическом, нравственном, а иногда и в эстетическом отношении. Чрез его непосредственную цензуру проходила масса оригинальных и переводных пьес, предлагавшихся на Императорскую сцену и от самого Императора, по преимуществу, шла инициатива запрещения многих из них»8.

Николай I не только запрещал пьесы вопреки мнению драматической цензуры, но и  разрешал их, не принимая во внимание правила и уставы цензуры, по которым следовало категорически запретить пьесу. Самым ярким примером такого «Высочайшего дозволения» является одна из самых известных пьес мирового репертуара, комедия, увидевшая свет рампы, если верить словам историков, случайно, по глупости и недальновидности Николая. Это пьеса «Ревизор».

По поводу представления в Императорских театрах пьес Н.В.Гоголя давно сложилось определенное мнение. То, что комедия «Ревизор» была поставлена, объясняют так: «Царь не понял ее сатирического смысла, решив, что в пьесе рассматривается анекдотическое происшествие в одном из уездных городов, что здесь речь идет об отдельных злоупотреблениях чиновников, которых неизбежно постигает рука правосудия; в этом смысле и была понята фигура жандарма, извещающего о прибытии настоящего ревизора»9. Особенно странно трактовали исследователи сценический успех комедии: «На премьере присутствовало высшее общество во главе с царем. Но Гоголь, не дождавшись конца спектакля, уехал из театра10. Кроме Сосницкого, игравшего городничего, остальные актеры не удовлетворили его. Гоголь, создавший сатирическую комедию, увидел, что представление сворачивает на тропу водевиля, что спектакль распадается на разрозненные сцены, что Хлестаков изображается как шаблонный комический персонаж»11. Основная претензия здесь переносится на артистов, которые не сумели правильно передать содержание великой комедии. «Итак, — заключает Ю.А.Дмитриев, — постановки «Ревизора» и в Петербурге и в Москве в целом нельзя назвать удачными»12.

Современник Гоголя опровергает мнение исследователя. Вот что писал в своем дневнике цензор А.В.Никитенко: «Комедия Гоголя «Ревизор» наделала много шуму. Ее беспрестанно дают почти через день. Государь был на первом представлении, хлопал и смеялся. Я попал на третье представление. Была государыня с наследником и великими княжнами. Их эта комедия тоже много тешила. Государь даже велел министрам ехать смотреть «Ревизора». Впереди меня в креслах сидели князь А.И.Чернышев и граф Е.Ф.Канкрин. Первый выражал свое полное удовольствие, второй только сказал: «Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу». Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается«13. Получается, что зрители порицали правительство за одобрение пьесы Н.В.Гоголя «Ревизор»! «Впрочем, Гоголь сделал важное дело, — продолжал А.В.Никитенко, — впечатление, производимое его комедией, много прибавляет к тем впечатлениям, которые накопляются в умах от существующего у нас порядка вещей»14.

Н.В.Гоголь. Дагерротип С.ЛевицкогоН.В.Гоголь. Дагерротип С.Левицкого

Попробуем восстановить ход событий. В этом случае Н.В.Гоголь — показательный пример лояльности цензуры к некоторым сочинителям. Называть прохождение пьес Гоголя через драматическую цензуру мытарствами просто невозможно. Тем более, если иметь в виду редакцию комедии «Ревизор», показанную на петербургской сцене 19 апреля 1836 года.

В написанном десятью днями позже письме к М.С.Щепкину 29 апреля 1836 года Н.В. Гоголь негодовал: «Делайте, что хотите, с моей пьесой, но я не стану хлопотать о ней… Действие, произведенное ею, было большое и шумное. Все против меня. Чиновники, пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня. Бранят и ходят на пьесу; на четвертое представление нельзя достать билетов. Если бы не высокое заступничество государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее«15. Если верить письму Гоголя — пьеса была одобрена Николаем I, что не совсем верно. Судя по всему, Николай либо читал ее сам,либо ее читали вслух. А.И.Вольф, не указывая источника, сообщал: «Гоголю… большого труда стоило добиться до представления своей пьесы. При чтении ее цензура перепугалась и строжайше запретила ее. Оставалось автору апеллировать на такое решение в высшую инстанцию. <…> Жуковский и князь Вяземский, граф Виельгорский решились ходатайствовать за Гоголя, и усилия их увенчались успехом». <…> «Ревизор» был вытребован в Зимний дворец, и графу Виельгорскому поручено было его прочитать. Граф, говорят, читал прекрасно; рассказы Бобчинского и Добчинского и сцена представления чиновников Хлестакову очень понравились, и затем по окончании чтения последовало Высочайшее разрешение играть комедию«16.

О том, как вообще происходило знакомство Николая I с «Ревизором», вряд ли удастся узнать наверняка. Хотя есть немало фактов, свидетельствующих о том, что император имел обыкновение самолично знакомиться с произведениями тех авторов, которых опекал. Показательна в этом смысле переписка шефа жандармов А.Х.Бенкендорфа и Николая I по поводу А.С.Пушкина, изданная в 1903 году17. Из нее следует, что Николай не только тщательнейшим образом знакомился с произведениями своего подопечного, но и оберегал его от нападок критики. Так, в 1830 году Николай сообщал Бенкендорфу: «Я забыл вам сказать, любезный друг, что в сегодняшнем номере Пчелы находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина… поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни были критики на литературные произведения, и если возможно, запретить его журнал»18. История имела продолжение. Бенкендорф встретился с Булгариным и запретил ему писать про пушкинского «Онегина». Однако в ответной записке Николаю он указывает, что в данной критике нет ничего личного против самого Пушкина. В то же время, считал Бенкендорф, есть необходимость защитить от нападок самого Булгарина, которого беспощадно ругают за «Дмитрия Самозванца». «Если бы Ваше Величество прочли это сочинение, — писал он, — вы бы нашли в нем много очень интересного и в особенности монархического, а также победу легитимизма»19. Николая литературный спор по поводу Пушкина и Булгарина заинтересовал не на шутку. «Я внимательно прочитал критику на Самозванца, — отвечал Николай I, — и должен вам сознаться, что я не мог пока прочесть более двух томов и только сегодня начал третий, то про себя или в себе размышлял точно так же… Напротив того, в критике на Онегина только факты и очень мало смысла, хотя я совсем не извиняю автора, который сделал бы гораздо лучше, если бы не предавался исключительно этому весьма забавному, но гораздо менее благородному виду литературы, чем его Полтава«20. Литературные дебаты не защитили произведений Булгарина, не изменилось мнение императора и по поводу критики пушкинского «Онегина». Николай даже грозился Бенкендорфу запретить литературную критику вообще. Однако эта переписка ясно показывает, что повод для запрещения или разрешения зависел единственно от мнения императора, которое формировалось в процессе тщательного изучения материала. То же можно сказать и о произведениях Гоголя: Николай был способен не только прочесть «Ревизора», но и понять его и вынести вполне объективное суждение.

Следующим заблуждением является мнение некоторых историков о том, что цензура вначале запретила комедию, а потом, после Высочайшего указания, разрешила ее к представлению. Скорее всего, пьеса была прочитана императором (или прочитана императору) в промежуток с 24 февраля по 2 марта 1836 года, еще до прохождения ее через III отделение. Дело в том, что драматическая цензура в первую очередь рассматривала пьесы, поступившие по прошению дирекции императорских театров. Пьеса Н.В.Гоголя в начале своего цензурного путешествия находилась в дирекции, откуда ее отправили 24 февраля в III отделение21. 2 марта она вернулась с резолюцией о разрешении к постановке на сцене22.

Следовательно, именно в этот период с пьесой ознакомился император, потому что цензура рассматривала текст комедии 12 марта, когда Высочайшая резолюция уже была получена. Рапорт, написанный цензором Е.И.Ольдекопом на французском языке, показал его сочувственное отношение к пьесе и не содержал свойственных этому цензору колкостей и иронии: «Эта пьеса остроумна и великолепно написана. Автор принадлежит к известным русским писателям»23.

Далее Ольдекоп пересказал сюжет пьесы: «Городничий одного маленького русского города узнал из письма своего приятеля, что в город приезжает ревизор, ревизировать самый город и уезд. Он собирает городские власти, чтобы сообщить им эту страшную весть. Вдруг входят два господина и рассказывают, что вот уже два дня, как в городе поселился один незнакомец и живет в гостинице. Все уверены, что это и есть ужасный ревизор. На самом деле это не что иное, как г. Хлестаков, маленький петербургский чиновник, из числа тех, которые не любят ничего делать и бросают деньги за окно. Хлестаков проигрался в карты и по необходимости застрял в маленьком городе»24. Одобрения цензора удостоилось поведение Осипа: «Между тем лакей Хлестакова настолько благоразумен, что спешит с отъездом своего барина, который объявляет, что уезжает на один день, чтобы испросить благословение у дяди. После отъезда Хлестакова все городские власти спешат поздравить семью городничего, который мечтает уже о столичной жизни. Но вдруг является почтмейстер. Он вскрыл письмо Хлестакова своему другу в СПб. В этом письме все власти находят свои характеристики, далеко не прикрашенные. Все возмущены, но это возмущение вскоре уступает место изумлению, когда появившийся жандарм приглашает всех явиться к чиновнику, приехавше му из Санкт-Петербурга«25.

В отличие от множества других рапортов этого цензора, доклад о «Ревизоре» не содержал никаких намеков на то, что действующие лица, «поставленные от правительства», изображены не в лучшем виде. И никаких намеков на выражения, которые не могут быть пропущены цензурой. Причин такого поведения цензора Е.И.Ольдекопа могло быть две. Во-первых, ему действительно могла понравиться пьеса. Ничего удивительного в этом нет. Настораживает, что он не нашел в этой пьесе того, что, несомненно, должно было найтись и смутить цензуру. Во-вторых, такая мягкость могла означать то, что рапорт являлся больше формальным документом, нежели цензурным разбором пьесы. Нельзя запретить то, что одобрено Государем. И потому возникает последняя фраза рапорта: «Пьеса не заключает в себе ничего предосудительного»26. А следом — резолюция Л.В.Дубельта: «Позволить, 2 марта 1836 года»27.

Тем не менее резолюцией дело не закончилось. Пьесу все же препарировали в поисках предосудительных слов и выражений, в этот же день, 2 марта. Так, были убраны выражения: «святые угодники», «мать моя ты божия», «мать ты моя пресвятая! Преподобный Антоний!», «боже вас сохрани», «ей-богу», «каково благословение божие», «попа на исповеди надул, рассказал совсем другое»28.

Обратим внимание: работа над пьесой велась техническая, без разбора предосудительных мест. Исчезли лишь выражения, касающиеся веры. Такой чистке подвергались все без исключения произведения, присылаемые в цензуру. Комедия «Ревизор» прошла через крупное сито: цензоры постарались вычеркнуть из пьесы все развернутые упоминания о Боге. В этом протоколе есть факт, объяснить который пока невозможно. В день премьеры в фойе театра продавалась уже опубликованная комедия Н.В.Гоголя «Ревизор» — первое издание. Тем не менее в протоколе, составленном 2 марта 1836 года, напротив некоторых фраз имеются карандашные надписи «так и в печати» и «нет в печати«29. Что имелось в виду — непонятно. Возможно, пьесу чистили, обращаясь к тому тексту, с которым знакомился император, учитывая и его поправки. Но вероятность этого мала, так как, скорее всего, для чтения был вытребован из III отделения именно тот вариант рукописи, который потом проходил цензуру. Возможно, с этим протоколом потом сверяли вариант пьесы, который напечатали к премьере «Ревизора» в Александринском театре.

Нельзя назвать преградой рассмотрение пьесы за семь дней. Тем более что сюда входит и читка пьесы Николаю I. Факт этот можно подтвердить еще одним цензорским рапортом по поводу «Ревизора». Это рапорт 1843 года, когда Гоголь решил предоставить в цензуру новый вариант комедии, который считается теперь классическим. «Дирекция Императорских Санкт-Петербургских театров представила новый, дополненный автором экземпляр комедии «Ревизор», — пишет цензор драматических сочинений М.А.Гедеонов. — Сама сия комедия могла поступить на сцену только вследствие Высочайшего разрешения, а потому нельзя дозволить никаких перемен и прибавок к оной»30. Резолюция Л.В.Дубельта лаконична: «Нельзя»31.

Таким образом, зрители XIX века видели на сцене первую редакцию гоголевского «Ревизора». Именно «Высочайшее разрешение» защитило ее и от посягательств недовольных, и от прохождения через цензуру второго варианта пьесы. Благодаря личной цензуре Николая I пьеса игралась на сцене петербургских и московских театров на протяжении многих лет и имела громадный успех, равный премьерному: «Публика хохотала до упаду и осталась очень довольна исполнителями. Государь, уезжая, сказал: «Тут всем досталось, а более всего мне». Несмотря на то, запрещения комедии не последовало и она игралась беспрестанно«32. Об успехе «Ревизора» свидетельствовал и тот факт, что со дня премьеры до 1845 года он прошел шестьдесят раз33.

Странными кажутся высказывания, что Николай I пропустил пьесу случайно или не понял истинного смысла сатиры Н.В.Гоголя. Письмо Николая I к сыну, будущему императору Александру II, свидетельствует об обратном. Отвечая на какое-то замечание сына по поводу провинциальных чиновников, с которыми пришлось столкнуться цесаревичу во время путешествия по России, Николай писал: «Не одного, а многих увидишь подобных лицам «Ревизора», но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся, иной смешон по наружности, но зато хорош по другим важнейшим достоинствам, в этом надо быть крайне осторожным»34.

Отношения Н.В.Гоголя со своим личным цензором, Николаем I, можно назвать идиллическими. Гоголевские пьесы, по большей части, были допущены к представлению, сам Гоголь на протяжении нескольких лет жил на деньги, которые выплачивал ему Николай. В 1837 году, уехав в Италию, писатель поделился с В.А.Жуковским своими денежными проблемами: «Я думал, думал, и ничего не мог придумать лучше, как прибегнуть к государю. Он милостив, мне памятно до гроба то внимание, которое он оказал к моему «Ревизору»»35. И вот Гоголь нашел причину обращения к Государю. Просьба его к В.А.Жуковскому такова: «Найдите случай и средство указать как-нибудь Государю на мои повести «Старосветские помещики» и «Тарас Бульба». Это те две счастливые повести, которые нравились совершенно всем вкусам и всем темпераментам… Если бы их прочел Государь! Он же так расположен ко всему, где есть теплота чувств и что пишется прямо от души… О, меня что-то уверяет, что он бы прибавил ко мне участия«36.

Государь действительно «прибавил участия», и Гоголь жил в Италии на деньги, присланные ему по распоряжению Николая I. Кроме того, проблем прохождения пьес через цензуру у Гоголя практически не существовало. Так, в 1842 году он отправил в III отделение «Женитьбу», предназначенную для постановки в Москве. Пьеса цензурным правилам не вполне соответствовала, но имя автора сыграло свою роль — рапорт с пересказом содержания комедии был отправлен Бенкендорфу. После этого цензор М.А.Гедеонов написал: «Граф Бенкендорф отозваться изволил, что: «пьеса сия может быть пропущена только в том случае, ежели уничтожены будут бранные, в ней написанные слова, которые при хорошем обществе не могут и не должны быть произносимы». В следствии этой резолюции пьеса по возможности очищена от всякой брани, и имя пехотного офицера Анучкина заменено другим»37. На это последовала резолюция Л.В.Дубельта: «Так можно«38, и пьеса прошла цензуру.

Пьесу «Игроки» разрешили в том же 1842 году. Вот как охарактеризовал ее М.А.Гедеонов: «Шулер приехал в город с намерениями обыгрывать наверное, и нападает на шайку шулеров. Шайка, видя, что обыграть его нельзя, выманивает у него все деньги самым хитрым обманом«39. По обычным правилам драматической цензуры зло должно быть наказано, что необходимо для воспитания нравственности зрителей. Содержание пьесы само по себе не могло удовлетворить цензуру, но, памятуя об авторе, чей «Ревизор» так пришелся по душе императору, цензор стал объяснять смысл «Игроков» так, чтобы пьеса не противоречила правилам. «Быт фальшивых игроков, их плутни, их правила выставлены во всей наготе. Все действующие лица пьесы — шулеры. Оттого пьеса очень грязна. С другой стороны, пьеса может быть полезна, открывая плутни шулеров, представляя целую историю шулерства и внушая к нему должное отвращение«40.

Генерал Л.В.Дубельт, рассматривая «Игроков», обратился за помощью к А.Х.Бенкендорфу. В данном случае смысл обращения ясен: если судьба автора не интересует Николая, то пьесу запретят на общих основаниях, если же Гоголь не забыт государем — основания для запрещения должны быть очень вескими. Бенкендорф, прочитав рапорт, а может быть, и саму пьесу, вынес благоприятный для автора приговор. Резолюция Дубельта гласила: «Граф Бенкендорф приказал пропустить, но с тем, чтобы грязные выражения, по возможности, были очищены«41. Заметим, никакого нажима, приказного тона. «По возможности, очищены» — значит, аккуратно, без больших купюр, только бранные слова. И это пьеса Гоголя, который, по мнению историков театра, пострадал от цензурного террора!

Вместе с тем, нельзя сказать, что Гоголь всегда был доволен действиями драматической цензуры, столь к нему благосклонной. Однажды, в 1842 году, III отделение пропустило пьесу некого NN, подрядившегося переделывать прозаические произведения автора «Ревизора». В рапорте цензора драматических сочинений М.А.Гедеонова читаем: «Сцены из новейшей поэмы «Мертвые души» известного автора «Ревизора» господина Гоголя, составленные NN. Из поэмы Гоголя «Мертвые души» выписаны все разговоры. Эти отдельные сцены не заключают в себе никакого постоянного сюжета, но кажется, могут быть одобрены к представлению»42. Получив одобрительную резолюцию, переделка поэмы была представлена на сцене. Гоголь, узнав об этом, в ярости писал из Италии П.А.Плетневу: «До меня дошли слухи, что из «Мертвых душ» таскают целыми страницами на театр» 43 Все права на свои сочинения Гоголь передал М.С.Щепкину, потому просил у Плетнева помощи в борьбе с наглым плагиатором: «Постарайтесь как-нибудь увидеться с Гедеоновым44 и объясните ему, что я не давал никакого позволения этому корсару, которого я не знаю даже имени»45. Исполнив поручение Гоголя, Плетнев сразу же отправил письмо с требованием автора А.М.Гедеонову, на что получил ответ, где директор императорских театров пообещал отныне «не допускать никакой пьесы, в которую бы входило что-либо из сочинений господина Гоголя без письменного его согласия»46. Таким образом Гоголь обезопасил себя от переделок, против которых даже цензура была бессильна.

Еще один штрих к теме взаимоотношений Гоголя с драматической цензурой. В октябре 1842 года он давал указания Н.Я.Прокоповичу: «Нужно распорядиться так, чтобы «Ревизор«47 и «Женитьба» отданы были вскоре после отпечатания в театральную цензуру, чтобы не были там задержаны долго, ибо нужно, чтобы все это поспело к бенефису Щепкина и Сосницкого. <…> Если театральная цензура будет привязчива и будет вычеркивать кое-какие выражения, то обратись к Виельгорскому и скажи ему, что я очень просил его сказать цензору слова два, особливо если цензор — Гедеонов, которого Виельгорский знает. /Щепкин/ об этом очень просил. Насчет этого не дурно также посоветоваться с Краевским, который, кажется, знает все цензурные порядки«48.

Гоголь заранее уверен — его пьесы не будут запрещены. Он лишь хотел, чтобы рассмотрели их без проволочек, так сказать, «вне очереди». И отношения здесь с драматической цензурой далеко не враждебные. Рядовые цензоры, которые читали пьесы Гоголя, хорошо помнили, как отнесся к автору «Ревизора» и его скандальной комедии самый главный цензор — император Николай I.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Дмитриев Ю.А. Репертуар // История русского драматического театра: В 7 т. М., 1978. Т. 3. С. 29.

2. Там же. С. 74.

3. Там же.

4. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций: В 3 кн. М., 1993. Кн.3. С. 432.

5. Тютчева А.Ф. Из воспоминаний // Николай Первый и его время: В 2 т. М., 2000. Т. 2. С. 386–387.

6. Ключевский В. О. Русская история. Кн. 3. С. 433.

7. Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. СПб., 1918. С. 40.

8. Погожев В.П. Столетие организации Императорских Московских театров: Опыт исторического обзора: В 4 вып. СПб., 1908. Вып. 1. Кн. 3 (1826–1831). С. 88.

9. Там же. С. 74.

10. Допущена неточность. Нет никаких подтверждений того, что Гоголь уехал из театра, не дожидаясь конца представления, со спектакля, который смотрел Государь.

11. Дмитриев Ю.А. Репертуар // История русского драматического театра. Т. 3. С. 74.

12. Там же. С. 76.

13. Никитенко А.В. Дневник: В 3 т. М., 1955. Т. 1 (1826 — 1857). С. 182.

14. Там же.

15. Гоголь Н.В. Письма // Собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т. 11. С. 38.

16. Там же. С. 71.

17. Выписки из писем графа Александра Христофоровича Бенкендорфа к императору Николаю I о Пушкине. СПб., 1903.

18. Выписки из писем графа Александра Христофоровича Бенкендорфа к императору Николаю I о Пушкине. СПб., 1903. С. 6.

19. Там же. С 7.

20. Там же. С. 8.

21. См.: Об отправке в цензуру и о возвращении обратно пьес по русской труппе (1836) // РГИА, ф. 497, оп. 1, ед. хр. 7266, 117 л.

22. Там же.

23. Цит. по: Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. С. 41.

24. Там же.

25. Там же. С. 41–42.

26. Цит. по: Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. С. 42.

27. Там же.

28. Протоколы русских и немецких драматических сочинений (1828 — 1836) // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 44, л. 600–601.

29. Там же.

30. Рапорты о пьесах, рассмотренных в 1843 году // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 20, л. 16.

31. Там же.

32. Вольф А.И. Хроника Петербургских театров… Ч. 1. С.50.

33. См.: Ельницкая Т.М. Репертуарная сводка // История русского драматического театра. Т. 3. С. 305.

34. Письма Никалая I к цесаревичу Александру Николаевичу // Николай I и его время. Т. 1. С. 15.

35. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т. 11. С. 98.

36. Там же.

37. Рапорты о пьесах, рассмотренных в 1842 году // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 18, л. 85.

38. Там же.

39. Там же. Л. 92.

40. Там же.

41. Там же.

42. Рапорты о пьесах, рассмотренных в 1842 году // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 18, л. 60.

43. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. Т. 12. С. 120.

44. В данном случае имеется в виду не цензор М.А.Гедеонов, а его отец, директор Императорских театров А.М.Гедеонов.

45. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. Т. 12. С. 121.

46. См.: Литературный вестник. 1902. Кн. 5. С. 24.

47. Имеется в виду вторая редакция «Ревизора», которая была запрещена цензурой как отличная от той, что одобрил Николай I.

48. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. Т. 12. С. 109.


Theme by Ali Han | Copyright 2025 Книга | Powered by WordPress