Собирание важностей и интересностей
Category Archives: музей

by ankniga

Михаи́л Васи́льевич Ломоно́сов (8 (19) ноября 1711, село Денисовка[3][4][5], Русское царство — 4 (15) апреля 1765, Санкт-Петербург, Российская империя) — первый русский учёныйестествоиспытатель мирового значения, энциклопедист, химик и физик; он вошёл в науку как первый химик, который дал физической химии определение, весьма близкое к современному, и предначертал обширную программу физико-химических исследований[6][7][8]; его молекулярно-кинетическая теория тепла во многом предвосходила современное представление о строении материи и многие фундаментальные законы, в числе которых одно из начал термодинамики[5][9]; заложил основы науки о стекле. Астроном, приборостроитель, географ, металлург, геолог, поэт, утвердил основания современного русского литературного языка, художник, историк и родослов, поборник развития отечественного просвещения, науки и экономики. Разработал проект Московского университета, впоследствии названного в его честь. Открыл наличие атмосферы у планеты Венера[10][11][12].
Статский советник, профессор химии (с 1745), действительный член Санкт-Петербургской Императорской и почётный член Королевской Шведской академий наук.

Содержание

Биография

Краткая хронология

Детство

Образцы почерка 14-летнего (сверху) и 19-летнего (снизу) М. В. Ломоносова

Пруд у восстановленной усадьбы Ломоносовых (ныне музей Ломоносова) в селе Ломоносово

Купель, в которой крестили М. В. Ломоносова

См также Предки и потомки М. В. Ломоносова

Михаил Ломоносов родился в деревне Мишанинской Куростровской волости Двинского уезда Архангелогородской губернии (Архангельская область) в зажиточной семье помора Василия Дорофеевича (1681—1741) и дочери просвирницы погоста Николаевских Матигор, Елены Ивановны (урождённой Сивковой) Ломоносовых. Отец, по отзыву сына, был по натуре человек добрый, но «в крайнем невежестве воспитанный»[4]. Мать М. В. Ломоносова умерла очень рано, когда ему было девять лет. В 1721 году отец женился на Феодоре Михайловне Усковой. Летом 1724 года и она умерла. Через несколько месяцев, возвратившись с промыслов, отец женился в третий раз — на вдове Ирине Семёновне (в девичестве Корельской). Для тринадцатилетнего Ломоносова третья жена отца оказалась «злой и завистливой мачехой»[4].

Гукор. Модель. Музей М. В. Ломоносова. Санкт-Петербург

Михаил начал помогать отцу с десяти лет. Вместе они ходили рыбачить в Белое море и до Соловецких островов. Нередкие опасности плавания закаляли физические силы юноши и обогащали его ум разнообразными наблюдениями. Влияние природы русского севера легко усмотреть не только в языке М. В. Ломоносова, но и в его научных интересах: «вопросы северного сияния, холода и тепла, морских путешествий, морского льда, отражения морской жизни на суше — всё это уходит далеко вглубь, в первые впечатления молодого помора»[21].

Начальное образование

Юношеский почерк М. В. Ломоносова. 1725

Грамоте обучил Михайла Ломоносова дьячок местной Дмитровской церкви С. Н. Сабельников. «Вратами учёности»[4], по его собственному выражению, для него делаются «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, «Арифметика» Л. Ф. Магницкого, «Стихотворная Псалтырь» Симеона Полоцкого. В четырнадцать лет юный помор грамотно и чётко писал.

Жизнь Ломоносова в родном доме делалась невыносимой, наполненной постоянными ссорами с мачехой. Особенно ожесточала мачеху страсть Ломоносова к книгам. Узнав, что отец хочет женить его, Ломоносов решил бежать в Москву. Он прикинулся больным, женитьбу пришлось отложить[22].

Богословское образование (1731—1735)

В декабре 1730 года 19-летний Михаил отправляется вместе с караваном с рыбой из Холмогор в Москву. Путешествие в Москву выглядело как бегство, поскольку будущий учёный покинул дом ночью, тайно, ни с кем не простившись. Долгое время его считали беглым. Ломоносов взял с собой, помимо одежды (две рубахи и тулуп), лишь подаренные ему соседом «Грамматику» Смотрицкого и «Арифметику» Магницкого. Отправился он пешком, нагнав караван лишь на третий день и упросил рыбаков разрешить ему идти вместе с ними. Путешествие до Москвы заняло три недели, и в начале января 1731 года Ломоносов прибыл в Москву[4].

Чтобы поступить в «Спасские школы», то есть, в Московскую славяно-греко-латинскую академию, Ломоносову пришлось подделать документы и выдать себя «за сына холмогорского дворянина»[23]

В письме И. И. Шувалову (10 мая 1753 года) он вспоминает обстоятельства своей жизни того времени и рассказывает о страстной тяге своей к учёбе, бедности («один алтын в день») и насмешках малолетних одноклассников[4][5]:

Ломоносов зарекомендовал себя как прилежный ученик. В библиотеке Заиконоспасского монастыря он читал летописи, патристику и другие богословские книги, — издания светского содержания и философские, и даже — физические и математические сочинения; «находимыя в оной книги утвердили его в языке славянском». Современные исследователи отмечают глубокое знакомство Ломоносова с самыми разными жанрами древнерусской литературы.[24]

В 1734 году Ломоносов отправляется в Киев, где на протяжении нескольких месяцев обучается в Киево-Могилянской академии, но, не найдя там совершенно материалов для физики и математики, он «прилежно перечитывал летописи и творения святых отцов»[4].

Первый петербургский период

В 1735 году, не дойдя ещё до богословского класса, Ломоносов был вместе с другими двенадцатью учениками Спасского училища отправлен в Петербург и зачислен в студенты университета при Академии Наук. По одной из версий, богословская карьера Ломоносова оборвалась из-за вскрывшегося подлога документов при поступлении. Рукоположение не состоялось, но способный семинарист был направлен на ниву естествознания[25]. В первые дни пребывания в Петербурге Ломоносов и его товарищи поселились при самой Академии Наук, а в дальнейшем переехали на жительство в снятое Академией каменное здание новгородской епархии на 1-й линии Васильевского острова, около Невы. Для них были куплены простые деревянные кровати с тюфяками, по одному маленькому столу и стулу, на всех три платяных и три книжных шкафа. Им были выданы необходимые одежда, обувь, бельё и т. д. Одним из существенных пробелов в их образовании было то, что они не знали немецкого языка, распространённого в то время в Академии. Занятия начались с изучения немецкого языка, которому их обучал ежедневно учитель Христиан Герман.

Под руководством В. Е. Адодурова он начал изучать математику, у профессора Г. В. Крафта знакомился с экспериментальной физикой, самостоятельно изучал стихосложение. По свидетельству ранних биографов, в течение этого довольно непродолжительного периода обучения в Петербургской академии Ломоносов «слушал начальные основания философии и математики и прилежал к тому с крайнею охотою, упражняясь между тем и в стихотворении, но из сих последних его трудов ничего в печать не вышло. Отменную оказал склонность к экспериментальной физике, химии и минералогии»[26]

Учёба за границей (1736—1740)

В марте 1736 года Академия Наук (в лице президента Иоганна Корфа) принимает решение отправить в Европу 12 наиболее способных молодых людей из «Спасских школ» для обучения естественным (физика, химия) и техническим наукам (металлургия, горное дело)[10]. Переехав в Германию, Ломоносов поселяется в доме вдовы немецкого пивовара, на дочери которого он впоследствии женился.

Дом, в котором Ломоносов жил в Марбурге

За границей Ломоносов обучался пять лет: около 3 лет в Марбургском университете, под руководством знаменитого Христиана Вольфа, и около года во Фрайберге, у Генкеля; около года провёл он в переездах, был в Голландии.

Помимо заявленного обучения, Ломоносов укрепил свои знания немецкого языка, обучался французскому и итальянскому[22] языкам, танцам, рисованию и фехтованию. В период обучения в Марбургском университете Ломоносов начал собирать свою первую библиотеку, потратив на книги значительную часть выдававшихся денег. Весьма внушителен список художественной литературы, вошедшей в это его первое собрание; здесь и античность, и современные авторы: Анакреон, Сафо, Вергилий, Сенека, Овидий, Марциал, Цицерон, Плиний Младший, Помей, Эразм Роттердамский, Фенелон, Свифт, Гюнтер, «Избранные и лучшие письма французских писателей, переведённые на немецкий язык» (Гамбург, 1731), «Вновь расширенное поэтическое руководство, то есть кратко изложенное введение в немецкую поэзию» И. Гюбнера (Лейпциг, 1711) и другие.[22]

17371738 годы Ломоносов посвятил занятиям различными науками. Его первая студенческая работа по физике «О превращении твёрдого тела в жидкое, в зависимости от движения предшествующей жидкости».

Весной 1739 года Ломоносов представил ещё одну работу «Физическая диссертация о различии смешанных тел, состоящих в сцеплении корпускул», в которой рассматривались вопросы о строении материи и намечались контуры новой корпускулярной физики и химии.

Изучение естественных наук Ломоносов успешно сочетал с литературными занятиями. В Марбурге он познакомился с новейшей немецкой литературой. Ломоносов занимался с увлечением не только теоретическим изучением западноевропейской литературы, но и практической работой над стихотворными переводами.

Жизнь Ломоносова и его товарищей за границей осложнялась из-за неурядиц с пересылкой денег на их содержание и обучение. Средства от Академии Наук поступали нерегулярно, и студентам приходилось жить в долг.

К началу 1739 года Ломоносов и его товарищи завершили своё обучение в Марбурге. К этому времени от него уже забеременела дочь хозяйки, 19-летняя Елизавета Цильх, с которой он сыграл свадьбу в Марбурге по реформатскому обряду 26 мая 1740 года[27]. Первая их дочь Екатерина родилась до свадьбы и считалась незаконорожденной[28]. Вскоре из Петербурга пришло предписание готовиться к отъезду во Фрайберг к Генкелю для изучения металлургии и горного дела.

Паспорт, выданный М. Ломоносову Марбургским университетом 13 мая 1741 года

Пять дней потребовалось русским студентам на дорогу до Фрайберга. 14 июля 1739 года они прибыли в этот старейший горнозаводской центр Саксонии.

После относительно независимой и свободной университетской жизни в Марбурге русские студенты попали в полное подчинение к строгому и педантичному Й. Ф. Генкелю. Обучение Генкель начал с занятий минералогией и металлургией. Преподавание строилось в основном на практических занятиях: посещение рудников и металлургических заводов сопровождалось объяснениями производственных процессов. Здесь Ломоносов познакомился с устройством рудников, способами укрепления шахт, подъёмными машинами. Позднее, в своей книге «Первые основания металлургии, или рудных дел», Ломоносов широко использовал знания и опыт, приобретённый во Фрайберге.

Первая серьёзная ссора с наставником разразилась в конце декабря 1739 года. Поводом послужил отказ Ломоносова выполнить черновую работу, которую ему поручил Генкель. Весной, когда Ломоносов и его коллеги после очередного скандала пришли просить денег на своё содержание, Генкель им отказал. Отношения оказались окончательно испорчены. Кроме того, Ломоносов считал, что ему уже нечему учиться во Фрайберге.

Возвращение в Россию

В начале мая 1740 года Ломоносов, оставив некоторые свои книги товарищам и захватив с собой небольшие пробирные весы с гирьками, навсегда покинул Фрайберг. Ломоносов рассчитывал с помощью барона Г. К. фон Кейзерлинга, русского посланника, уехать в Россию. Но, прибыв в Лейпциг, где, по его расчётам, должен был находиться посланник, Ломоносов не застал его там. Затем он решил возвращаться в Россию морским путём через Голландию, но, по дороге, напившись в трактире с прусскими солдатами, оказался в немецкой казарме в Везеле, откуда вскоре сбежал[29]. В октябре 1740 года Ломоносов опять в Марбурге, где вновь живёт в доме тёщи. Возвращение Ломоносова в Петербург шло через порт Любек, который он покинул в мае 1741 года[30]

Второй Петербургский период

Диплом профессора химии Ломоносова. 1745. М. В. Ломоносов и В. К. Тредиаковский — первые русские академики.

Адъюнкт

8 июня в 1741 году 30-летний Ломоносов вернулся в Петербург, оставив жену в Марбурге. В России он никому не рассказывал о своей женитьбе и почти 2 года не вспоминал о своей жене, пока она не нашла его через российское посольство. Узнав о запросе от жены, Ломоносов не стал отрицать факта свадьбы и способствовал её переезду в Петербург[25].

10 июня 1741 года Ломоносов был направлен к профессору ботаники и естественной истории И. Амману для изучения естествознания. Будучи студентом и не получая никакого жалования, Ломоносов под руководством Аммана приступил к составлению Каталога собраний минералов и окаменелостей Минерального кабинета Кунсткамеры.

24 августа 1741 года Ломоносов представил на прочтение академиков две диссертации: одну по физике и другую по химии. Он надеялся, что их одобрят, а их автора, согласно данному Академией обещанию при отправке его за границу, произведут в экстраординарные профессора. Но месяцы сменялись месяцами, а Ломоносов всё не получал никакого назначения. В ожидании он занялся переводами статей профессора физики Крафта.

Наконец, 25 ноября 1741 года на престол вступила императрица Елизавета Петровна. Убеждённый в том, что императрица не намерена покровительствовать иноземцам, Ломоносов решается подать прошение на высочайшее имя о своём назначении. На этот раз прошение возымело надлежащее действие и Шумахер поторопил академиков высказать своё мнение о диссертациях Ломоносова.

8 января 1742 года секретарь канцелярии уже подписал следующее постановление:

«Понеже сей проситель, студент Михайло Ломоносов, специмен своей науки ещё в июле месяце прошлого 1741 году в конференцию подал, который от всех профессоров оной конференции так опробован, что сей специмен и в печать произвесть можно; к тому ж покойный профессор Амман — его, Ломоносова, канцелярии рекомендовал; к тому-же оный Ломоносов в переводах с немецкого и латинского на российский язык довольно трудился, а жалованья и места поныне ему не определено; то до дальнейшего указа из Правительствующего сената и нарочного Академии определения быть ему Ломоносову, адъюнктом физического класса. А жалованья определяется ему с 1742 года, января с 1 числа, по 360 рублей на год, счисляя в то число квартиру, дрова и свечи».

Вступив в должность, Ломоносов почти тотчас же обратился с предложением устроить химическую лабораторию, которой до сих пор ещё не было при Академии наук. Но это первое предложение не обратило на себя никакого внимания.

В апреле 1743 года Ломоносов за дерзкое поведение был заключён под стражу на 8 месяцев. Только 12 января 1744 года Сенат, заслушав доклад Следственной комиссии, постановил: «Оного адъюнкта Ломоносова для его довольного обучения от наказания освободить, а во объявленных им продерзостях у профессоров просить прощения» и жалованье ему в течение года выдавать «половинное». В это время из Германии приезжает жена Елизавета. Следует отметить, что борьба немецкой и антинемецкой партии в Академии происходила на фоне конца правления Анны Иоановны, которое характеризовалось бироновщиной и «засильем немцев» — доминированием иностранцев в государственном аппарате, науке и образовании.

Профессор

25 июля 1745 года специальным указом 34-летнему Ломоносову было присвоено звание профессора химии[31]. Его диссертация называлась «О металлическом блеске». По табели о рангах он становился чиновником VII класса и получал дворянский статус. В том же году он хлопочет о разрешении читать публичные лекции на русском языке; в 1746 году — о наборе студентов из семинарий, об умножении переводных книг, о практическом приложении естественных наук. В то же время Ломоносов усиленно ведёт свои занятия в области минералогии, физики и химии, печатает на латинском языке длинный ряд научных трактатов.

В 1748 году при Академии возникают Исторический Департамент и Историческое Собрание, в заседаниях которого профессор химии Ломоносов начинает вести полемику с Г. Ф. Миллером. Он предъявляет Миллеру обвинения в умышленном принижении русского народа в научных исследованиях. Ломоносов представляет ряд записок и проектов с целью «приведения Академии Наук в доброе состояние», усиленно проводя мысль о «недоброхотстве учёных иноземцев к русскому юношеству», к его обучению.

«Российская грамматика» 1755 года, титульная страница

В 1749 году, в торжественном собрании Академии Наук, Ломоносов произносит «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне», имевшее большой успех; с этого времени Ломоносов начинает пользоваться большим вниманием при дворе. Ещё раньше, в 1753 году, Ломоносову, при помощи И. И. Шувалова, удаётся устроить фабрику мозаики. Для этих целей 6 мая 1753 императрица Елизавета жалует Ломоносову мызу Усть-Рудица и четыре окрестных деревни[32][33].

В том же году Ломоносов хлопочет об устройстве опытов над электричеством, о пенсии семье профессора Г. В. Рихмана, который погиб в 1753 году во время электрического эксперимента; особенно озабочен Ломоносов тем, чтобы «сей случай (смерть Рихмана во время физических опытов) не был протолкован противу приращения наук»[34].

В 1754 г. Ломоносов, недовольный тем, что премия за решение объявленной Академией наук задачи досталась У. Сальхову, в сердцах отказался от кафедры химии. Миллер его слова об отказе заведовать кафедрой химии внёс в протокол, и кафедра была передана Сальхову. Лишённый лаборатории, Ломоносов с этого времени вынужден был заниматься химией у себя дома и в Усть-Рудицах.

Ломоносов сближается с любимцем Елизаветы И. И. Шуваловым, что создаёт ему массу завистников, во главе которых стоит И. Д. Шумахер[4]. Под влиянием Ломоносова совершается в 1755 году открытие Московского университета, для которого он составляет первоначальный проект, основываясь на «учреждениях, узаконениях, обрядах и обыкновениях» иностранных университетов. В 1756 году Ломоносов отстаивает права низшего русского сословия на образование в гимназии и университете.

Коллежский советник

13 февраля 1757 года[35] 46-летний профессор Ломоносов получает чин коллежского советника[25]. По табели о рангах он становился чиновником VI класса. Новым местом его службы стала канцелярия Академии, он ведал научными и учебными департаментами. Назначенный в 1758 г. главой Географического департамента Академии наук, Ломоносов начинает работу по составлению нового «Атласа российского» и добивается рассылки во все губернии географических анкет, сведения из которых могли бы помочь в создании различных карт. В 1759 году он занят устройством гимназии и составлением устава для неё и университета при Академии, причём, опять всеми силами отстаивает права низших сословий на образование, возражая на раздававшиеся вокруг него голоса: «куда с учёными людьми?». Учёные люди — доказывает Ломоносов, — нужны «для Сибири, для горных дел, фабрик, сохранения народа, архитектуры, правосудия, исправления нравов, купечества, единства чистые веры, земледельства и предзнания погод, военного дела, хода севером и сообщения с ориентом (востоком)»[12]. В то же время идут занятия Ломоносова по Географическому Департаменту; под влиянием его сочинения «О северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном» в 1764 году снаряжается экспедиция в Сибирь[5][10]. В конце жизни Ломоносов был избран почётным членом Стокгольмской (1760) и Болонской (1764) академий наук.

Смерть

Ломоносов умирает на 54-м году жизни от простуды. Незадолго до смерти Ломоносова посетила императрица Екатерина II, «чем подать благоволила новое Высочайшее уверение о истинном люблении и попечении своём о науках и художествах в отечестве» («Санкт-Петербургские Ведомости», 1764).

На следующий день после смерти Ломоносова его библиотека и бумаги были по приказанию Екатерины II опечатаны Г. Г. Орловым, перевезены в его дворец и исчезли бесследно[36]. Уже современники связывали изъятие документов с боязнью «выпустить в чужие руки» бумаги Ломоносова[37].

Ломоносов похоронен в Александро-Невской лавре. Надгробие М. В. Ломоносова, поставленное канцлером М. И. Воронцовым — стела из каррарского мрамора с латинской и русской эпитафией и аллегорическим рельефом. Мастер Ф. Медико (Каррара) по эскизу Я. Штелина, 1760-е годы.

В то же время поэт Сумароков так откомментировал смерть Ломоносова:

Угомонился дурак и не будет более шуметь![38]

Семья и потомки

Основная статья: Предки и потомки М. В. Ломоносова

Могила Ломоносова в Александро-Невской лавре.[39]

С ноября 1736 года (после 4 числа) Михаил Ломоносов жил в доме вдовы марбургского пивовара, члена городской думы и церковного старосты Генриха Цильха, Екатерины-Елизаветы Цильх (урождённой Зергель). Через два с небольшим года, в феврале 1739-го, Михаил Ломоносов женился на её дочери Елизавете-Христине Цильх (1720—1766)[15][40]. 8 ноября 1739 года у них родилась дочь, получившая при крещении имя Екатерина-Елизавета. 26 мая 1740 года Михаил Ломоносов и Елизавета-Христина Цильх обвенчались в церкви реформатской общины Марбурга. Сын М. В. и Е.-Х. Ломоносовых, родившийся в Германии 22 декабря 1741 года, и получивший при крещении имя Иван, умер в Марбурге в январе 1742 года (до 28 числа, когда был погребён)[18]. В 1743 году (не позднее ноября) Елизавета-Христина Ломоносова с дочерью Екатериной-Елизаветой и братом Иоганном Цильхом приехала в Санкт-Петербург[41]. Первая дочь Ломоносовых умерла в 1743 году (о третьем их ребёнке, якобы также умершем, сведения недостоверны)[42]. 21 февраля 1749 года в Санкт-Петербурге у них родилась дочь Елена. Так как Михаил Васильевич не имел сыновей, линия рода Ломоносовых, которую он представлял, пресеклась[43].

Единственная оставшаяся в живых дочь Елена Михайловна Ломоносова (1749—1772) вышла замуж за Алексея Алексеевича Константинова, домашнего библиотекаря императрицы Екатерины II. В этом браке родились сын Алексей (ок. 1767—1814) и три дочери Софья (1769—1844), Екатерина (ок. 1771—1846) и Анна (ок. 1772—1864). Софья Алексеевна Константинова вышла замуж за Николая Николаевича Раевского-старшего, генерала, героя Отечественной войны 1812 года.

Все дети, внуки, правнуки и последовавшие поколения, происходящие от Алексея Алексеевича и Елены Михайловны Константиновых, являются непрямыми потомками М. В. Ломоносова.

Научная деятельность

А. С. Пушкин так характеризует деятельность Ломоносова:

Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстью сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он всё испытал и всё проник: первый углубляется в историю отечества, утверждает правила общественного языка его, даёт законы и образцы классического красноречия, с несчастным Рихманом предугадывает открытие Франклина, учреждает фабрику, сам сооружает махины, дарит художественные мозаические произведения, и наконец открывает нам истинные источники нашего поэтического языка[44]

А. С. Пушкин также сказал о Ломоносове:

Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом.

Естествознание

Основной областью своей деятельности М. В. Ломоносов считал химию, но как показывает его наследие, эта дисциплина, вступая на разных этапах его творчества во взаимодействие с другими разделами естествознания, оставалась в неразрывной связи с ними в контексте всего разнообразия его исследований, которые, в свою очередь, пребывали во взаимосвязи между собой. Такое логическое единство является следствием понимания им единства природы и существования немногих фундаментальных законов, лежащих в основе всего целостного многообразия явлений. Это логическое единство демонстрируют не только его труды, относящиеся к естественным наукам и философии — оно прослеживается между ними и его поэтическим творчеством. А учитывая вышесказанное, не только потому, что в отдельных случаях оно становится «прикладным» по отношению к ним, выполняя функцию своеобразной «рекламы» — когда он использовал весь дар своего красноречия, ища поддержки изысканий, в целесообразности которых был твёрдо убеждён и страстно заинтересован и как естествоиспытатель-теоретик, и как последовательный практик («Письмо о пользе Стекла»). Учёный мечтал построить всю свою «Натуральную философию» на основе объединяющих идей, в частности, на основе идеи о «коловратном» (вращательном) движении частиц».[4][5]

М. В. Ломоносов своей «корпускулярной философией» не только подвергает критике наследие алхимии и ятрохимии, но, выдвигая продуктивные идеи, использовавшиеся им на практике — формирует новую теорию, которой суждено было стать фундаментом современной науки.[45]

Показателен пример фундаментальной многосторонности его интересов, «дальнобойности ума» — по словам Н. Н. Качалова, причём относится он, этот пример, к области, занимавшей далеко не первостепенное место в круге интересов М. В. Ломоносова. Выдающийся русский геолог и почвовед В. В. Докучаев пишет в своих лекциях, изданных в 1901 году: «На днях проф. Вернадский получил поручение от Московского университета разобрать сочинения Ломоносова, и я с удивлением узнал от проф. Вернадского, что Ломоносов давно уже изложил в своих сочинениях ту теорию, за защиту которой я получил докторскую степень, и изложил, надо признаться, шире и более обобщающим образом[46][47].

Молекулярно-кинетическая теория тепла

Основная статья: Корпускулярно-кинетическая теория М. В. Ломоносова

Фрагмент письма Михаила Ломоносова Леонарду Эйлеру. 5 июля 1748 года.

Одним из выдающихся естественнонаучных достижений М. В. Ломоносова является его молекулярно-кинетическая теория тепла.

М. В. Ломоносов обращает внимание научного сообщества на то, что ни расширение тел по мере нагревания, ни увеличение веса при обжиге, ни фокусировка солнечных лучей линзой — не могут быть качественно объяснены теорией теплорода. Связь тепловых явлений с изменениями массы отчасти и породила представление о том, что масса увеличивается вследствие того, что материальный теплород проникает в поры тел и остаётся там. Но, спрашивает М. В. Ломоносов, почему при охлаждении тела теплород остаётся, а сила тепла теряется?
Опровергая одну теорию, М. В. Ломоносов предлагает другую, в которой с помощью бритвы Оккама он отсекает лишнее понятие теплорода. Вот логические выводы М. В. Ломоносова, по которым, «достаточное основание теплоты заключается»:

  1. «в движении какой-то материи» — так как «при прекращении движения уменьшается и теплота», а «движение не может произойти без материи»;
  2. «во внутреннем движении материи», так как недоступно чувствам;
  3. «во внутреннем движении собственной материи» тел, то есть «не посторонней»;
  4. «во вращательном движении частиц собственной материи тел», так как «существуют весьма горячие тела без» двух других видов движения «внутреннего поступательного и колебательного», напр. раскалённый камень покоится (нет поступательного движения) и не плавится (нет колебательного движения частиц).

«Таким образом, мы доказали a priori и подтвердили a posteriori, что причиною теплоты является внутреннее вращательное движение связанной материи»[48].

Эти рассуждения имели огромный резонанс в европейской науке. Теория, как и полагается, более критиковалась, нежели принималась учёными. В основном критика была направлена на следующие стороны теории:

  1. Частицы М. В. Ломоносова обязательно шарообразны, что не доказано (по мнению Рене Декарта прежде все частицы были кубические, но после стёрлись до шаров);
  2. Утверждение, что колебательное движение влечёт распад тела и потому не может служить источником тепла — тем не менее, общеизвестно, что частицы колоколов колеблются веками и колокола не рассыпаются;
  3. Если бы тепло путём вращения частиц передавалось лишь передачей действия, имеющегося у тела, другому телу, то «б и куча пороху не загоралась» от искры;
  4. И так как, вследствие затухания вращательного движения при передаче его от одной частицы к другой «теплота Ломоносова купно с тем движением пропала; но сие печально б было, наипаче в России»[49].

«Коловратное движение»

Все сии диссертации не токмо хороши, но и весьма превосходны, ибо он [Ломоносов] пишет о материях физических и химических весьма нужных, которые по ныне не знали и истолковать не могли самые остроумные люди, что он учинил с таким успехом, что я совершенно уверен в справедливости его изъяснений. При сём случае г. Ломоносову должен отдать справедливость, что имеет превосходное дарование для изъяснения физических и химических явлений. Желать должно, чтоб и другия Академии в состоянии были произвести такия откровения, как показал г. Ломоносов. Эйлер в ответ к его сиятельству г. президенту 1747 года.[12]

М. В. Ломоносов утверждает, что все вещества состоят из корпускул — молекул, которые являются «собраниями» элементов — атомов. В своей диссертации «Элементы математической химии» (1741; не закончена) учёный даёт такие определения: «Элемент есть часть тела, не состоящая из каких-либо других меньших и отличающихся от него тел… Корпускула есть собрание элементов, образующее одну малую массу».

В более поздней работе (1748) он вместо «элемента» употребляет слово «атом», а вместо «корпускула» — партикула (лат. particula) — «частица» или «молекула» (лат. molecula). «Элементу» он придаёт современное ему значение — в смысле предела делимости тел — последней составной их части. Древние говорили: «Как слова состоят из букв, так и тела — из элементов». Атомы и молекулы (корпускулы и элементы) у М. В. Ломоносова часто также — «физические нечувствительные частицы», чем подчёркивает, что эти частицы чувственно неощутимы. М. В. Ломоносов указывает на различие «однородных» корпускул, то есть состоящих из «одинакового числа одних и тех же элементов, соединённых одинаковым образом», и «разнородных» — состоящих из различных элементов. Тела, состоящие из однородных корпускул, то есть простые тела, он называет началами (лат. principium).[5][45]

Своей корпускулярно-кинетической теорией тепла М. В. Ломоносов предвосхитил многие гипотезы и положения, сопутствовавшие дальнейшему развитию атомистики и теорий строения материи. В его тезисах, логических построениях и доказательствах можно наблюдать следующие аналогии с представлениями, ставшими актуальными более чем сто лет спустя: атомы — шарообразные вращающиеся частицы — следующий шаг был сделан только с гипотезой электрона (1874; точнее, ещё позже — с появлением модели вращательного движении частиц вокруг ядра — электронная конфигурация, вращательная симметрия), увеличение скорости вращения сказывается повышением температуры, а покой — предвосхищает мысль об абсолютном нуле и невозможности его достижения. К близким выводам о природе теплоты в 1778 году полуэмпирически подступает Б. Румфорд. Второе начало термодинамики — 1850; по Дж. Джоулю (1844) теплота — следствии вращательного движения молекул; зависимость между теплотой и механической энергией, механическая теория тепла — в уравнениях У. Д. Рэнкина и Р. Клаузиуса — при обосновании второго закона термодинамики, в рассмотрении химических процессов. М. В. Ломоносов, при ошибочной исходной тезе о соприкосновении частиц (но — вращательном!), тем не менее, впервые использует геометрическую модель для доказательства, связанного с формой, строением и взаимодействием разной величины шарообразных атомов; опытным путём вплотную приблизился к открытию водорода; дал кинетическую модель идеального газа, по отдельными положениям, при ряде поправок — соответствующую принятой в дальнейшем; демонстрирует зависимость между объёмом и упругостью воздуха (см. закон Бойля-Мариотта), тут же указывает на дискретность её для воздуха при сильном его сжатии, что определяет конечный размер его молекул — настоящая мысль применена Я. Д. Ван-дер-Ваальсом в выводе уравнения реального газа; рассматривая тепло и свет (1756—1757), М. В. Ломоносов приходит к выводам о вращательном («коловратном») распространении частиц тепла и волновом («зыблющемся») — частиц света (в 1771 году тепловое излучение, «лучистую теплоту», рассматривает К. В. Шееле); русский учёный говорит об одном происхождении света и электричества, что, при определённых поправках на общие представления времени, сопоставимо с положениями электромагнитной теории Д. К. Максвелла. Некоторые из этих утверждений в той или иной форме в дальнейшем высказывались другими учёными, в едином рассмотрении — никем. Справедливость этих аналогий и предшествие гипотез М. В. Ломоносова достаточно убедительно показаны химиком и историком науки Н. А. Фигуровским и многими другими учёными[4][5][45].

Вращательное движение М. В. Ломоносов положил в основу своей «Натуральной философии», как один из фундаментальных принципов мироздания. При всём умозрительно-философском характере и логике идей М. В. Ломоносова (учёный достаточно широко использовал и математический аппарат; но математика сама по себе не есть «абсолютный гарант достоверности» — достоверны должны быть исходные) это неслучайно. У. Гиббс заявляет: «Математик может говорить всё, что ему заблагорассудится, физик должен сохранять хоть толику здравого смысла»; приблизительно об этом же говорит П. Дюэм[50]), они убедительны и справедливы (это отмечал, как мы видим, и математик Леонард Эйлер) и хорошо согласуются с последовавшими через многие десятилетия открытиями — подобно открытию продолжателя его — Д. И. Менделеева, который, не зная строения атома, дал фундаментальный закон, которым впоследствии руководствовались те, кто постигал именно это строение.[4][5][45]

Выводы механической теории теплоты, подтвердив саму её, впервые обосновали гипотезу об атомно-молекулярном строении материи — атомистика получила объективные естественнонаучные доказательства. С корпускулярной теорией и молекулярно-кинетическими взглядами М. В. Ломоносова напрямую связанно его понимание актуальности закона сохранения вещества и силы (или движения). Принцип сохранения силы (или движения) для него стал начальной аксиомой в рассмотрении им аргументов в обосновании молекулярного теплового движения. Принцип этот регулярно применяется им в ранних работах. В диссертации «О действии химических растворителей вообще» (1743) он пишет: «Когда какое-либо тело ускоряет движение другого, то сообщает ему часть своего движения; но сообщить часть движения оно не может иначе, как теряя точно такую же часть». Аналогичны соображения о принципе сохранения вещества, показывающего несостоятельность теории теплорода. Руководствуясь им, М. В. Ломоносов выступает с критикой идей Р. Бойля о преобразовании огня в «стойкую и весомую» субстанцию. В «Материалах для биографии Ломоносова» в документе № 165 — видим, что учёный пишет в декабре 1756 года: «В Химии: 1) Между разными химическими опытами. которых журнал на 13 листах, деланы опыты в заплавленных накрепко стеклянных сосудах, чтобы исследовать: прибывает ли вес металлов от чистого жару. Оными опытами нашлось, что славного Роберта Боция (ошибка — следует читать, конечно, Бойля) мнение ложно, ибо без пропущения внешенего воздуха вес сожжённого металла остаётся в одной мере…». В 1774 году А. Л. Лавуазье опубликует работу, в которой описаны аналогичные опыты; позднее им был сформулирован и опубликован закон сохранения вещества — результаты опытов М. В. Ломоносова не были опубликованы, поэтому о них стало известно только через сто лет.[5][10][45].

В письме к Л. Эйлеру он формулирует свой «всеобщий естественный закон» (5 июля 1748 года). повторяя его в диссертации «Рассуждение о твёрдости и жидкости тел» (1760)[5][45]:

…Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте… Сей всеобщий естественный закон простирается и в самые правила движения, ибо тело, движущее своею силою другое, столько же оные у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает.[51][52]

Являясь противником теории флогистона, М. В. Ломоносов, тем не менее, вынужден был делать попытки согласования её со своей «корпускулярной философией» (например, объясняя механизм окисления и восстановления металлов, «состав» серы — рационального понимания явлений не было, отсутствовала научная теорией горения — ещё не был открыт кислород), что было естественно в современной ему всеобщей «конвенциональности» относительно теории «невесомых флюидов» — иначе он не только не был бы понят, но его идеи вообще не были бы приняты к рассмотрению. Но учёный уже подвергает критике Г. Э. Шталя: «Так как восстановление производится тем же, что и прокаливание, даже более сильным огнём, то нельзя привести никакого основания, почему один и тот же огонь то внедряется в тела, то из них уходит».

Основные сомнения М. В. Ломоносова связаны с вопросом невесомости флогистона, который, удаляясь при кальцинации из металла, даёт возрастание веса продукта прокаливания — в чём учёный усматривает явное противоречие «всеобщему естественному закону». М. В. Ломоносов оперирует флогистоном как материальным веществом, которое легче воды — по существу указывая на то, что это — водород. В диссертации «О металлическом блеске» (1745) он пишет: «…При растворении какого-либо неблагородного металла, особенно железа, в кислотных спиртах из отверстия склянки вырывается горючий пар, который представляет собой не что иное, как флогистон, выделившийся от трения растворителя с молекулами металла (ссылка на „Диссертацию о действии химических растворителей вообще“) и увлечённый вырывающимся воздухом с более тонкими частями спирта. Ибо: 1) чистые пары кислых спиртов невоспламенимы; 2) извести металлов, разрушившихся при потере горючих паров, совсем не могут быть восстановлены без добавления какого-либо тела, изобилующего горючей материей». К аналогичному выводу («горючий воздух» — флогистон, позднее названный водородом), более 20 лет спустя пришёл английский учёный Г. Кавендиш[53], который был уверен, что его открытие разрешает все противоречия теории флогистона. Идентичный вывод М. В. Ломоносова в работе «О металлическом блеске» (1751) «остался незамеченным»,[5][10][45]

Физическая химия

«Введение в истинную физическую химию». Рукопись М. В. Ломоносова. 1752

В 1740-х годах М. В. Ломоносов в «собственноручных черновых тетрадях» «Введение в истинную физическую химию» (лат. Prodromus ad verum Chimium Physicam), и «Начало физической химии потребное молодым, желающим в ней совершенствоваться» (лат. Tentamen Chymiae Physicae in usum studiuosae juventutis adornatum) уже дал абрис будущего курса новой науки, более строго оформившийся к январю 1752 года, о чём учёный пишет в итогах 1751-го: «Вымыслил некоторые новые инструменты для Физической Химии», а в итогах 1752-го — «диктовал студентам и толковал сочинённые мною к Физической Химии пролегомены на латинском языке, которые содержатся на 13 листах в 150 параграфах, со многими фигурами на шести полулистах». Тогда М. В. Ломоносовым была намечена огромная программа изучения растворов, которая не полностью реализована и по сию пору[54].

М. В. Ломоносовым были заложены основы физической химии, когда он сделал попытку объяснения химических явлений на основе законов физики и его же теории строения вещества. Он пишет:

Физическая химия, есть наука, объясняющая на основании положений и опытов физики то, что происходит в смешанных телах при химических операциях.[55]

Леонард Эйлер говорит о М. В. Ломоносове не только и не столько как о сформировавшем новую научную методику, сколько как о первенствующем в основоположении новой науки — физической химии вообще[10]:

Сколь много я удивлялся проницательности и глубине вашего остроумия в изъяснении крайне трудных химических вопросов; так равномерно ваше письмо мне было приятно… Из сочинений ваших с превеликим удовольствием усмотрел я, что в истолковании химических действий далече от принятого у Химиков порядка отступили, и с обширным искусством в практике высокое знание с обширным искусством всюду соединяете. По сему не сумневаюсь, чтобы вы нетвёрдыя ещё и сомнительные основания сия науки не привели к совершенной достоверности, так что ей после место в Физике по справедливости дано может быть.

Важной особенностью той науки, основу которой заложил М. В. Ломоносов, явился его метод, подразумевающий исследование связи физических и химических явлений. Постоянно занимаясь практической наукой, он находит подтверждение в ней своим теоретическим воззрениям, но не только тому служит эксперимент — учёный применяет его для развития практики как таковой, опирающейся на понимание закономерностей тех или иных процессов. Настоящая методика касается не только химии и физики, но и вопросов химизма, сопровождающего электрические опыты и оптические явления — свойств объектов исследования, химического их состав и молекулярного строения. Все эти факторы говорят о хорошо осознанной, разработанной и последовательно применяемой системе взглядов и приёмов, которая, с точки зрения теории познания даёт корректное экспериментальное подтверждение гипотезам, способным вследствие того становиться основой теории. Этот методологический круг можно определить, перефразируя самого учёного, как «оживляющий» теорию и делающий практику «зрячей».

Наука о стекле

Основная статья: Наука о стекле в творчестве М. В. Ломоносова

Прошение М. В. Ломоносова об учреждении химической лаборатории, его план этой лаборатории и её макет. Музей М. В. Ломоносова. Санкт-Петербург.

В своей Химической лаборатории М. В. Ломоносов в 1752—1753 годах впервые за всю историю науки читал курс физической химии студентам академического университета. А разрешение на строительство этой лаборатории он смог получить только после трёхлетних усилий — это была первая научно-исследовательская и учебная лаборатория в России.

… без лаборатории принуждён только одним чтением химических книг и теориею довольствоваться, а практику почти вовсе оставить и для того от ней со временем отвыкнуть. — М. В. Ломоносов[46]

В октябре 1748 года, когда она, наконец, была построена, и получила оборудование, изготовленное по чертежам и проектам самого учёного, он начал проводить в ней экспериментальные исследования по химии и технологии силикатов, по обоснованию теории растворов, по обжигу металлов, а также — осуществлял пробы руд.

Здесь он провёл более 4 тысяч опытов. Им разработана технология цветных стёкол (прозрачных и «глухих» — смальт)[56]. Эту методику он применил в промышленной варке цветного стекла и при создании изделий из него.[46]

Стекольное производство того времени имело в своём распоряжении весьма скудный ассортимент реактивов, что, конечно, сказывалось на окраске изделий: производившееся Санкт-Петербургским стеклянным заводом было в основном бесцветно, или окрашено в синий и зелёный цвета. Немецкий стеклодел Иоганн Кункель ещё в XVII веке обладал секретом красного стекла — «золотого рубина» (известен ещё в Древнем Риме — включение золота при варке). Но и Кункель унёс в могилу свою тайну. М. В. Ломоносов был одним из первых, кто разгадал эту рецептуру.[46]

Учёный работал со стёклами и другими силикатными расплавами ещё в процессе изучения им технологии горнорудного и металлического дела в Германии. В 1751 году Санкт-Петербургский Стеклянный завод через Академию наук заказал исследования по разработке цветных стёкол М. В. Ломоносову.[46]

Эмпирическая технология стеклоделия тогда применялась только практиками, не владевшими никакими научными методами. М. В. Ломоносов и его однокашник Дмитрий Виноградов, создатель русского фарфора, первыми заявляют о необходимости знания химии для создания стёкол. М. В. Ломоносов сумел доказать необходимость лабораторного и производственного персонала.[4][46]

Важной стороной ломоносовской методологии явилась присущность ему качеств отличного систематизатора, что сказывалось на теоретической упорядоченности исследований и строго последовательном, контролируемом технологическом цикле[4][57].

В четырёхлетних фундаментальных научных исследованиях по химии стекла, проводившиеся М. В. Ломоносовым, и потребовавших упомянутых четыре тысячи опытов, можно наблюдать три крупных этапа:

  • Расширение ассортимента исходных материалов.
  • Получение сравнительно чистых разных минеральных красителей — посредством химической обработки природных и искусственных соединений.
  • Изучение действия красителей на стекло

Собственноручная запись М. В. Ломоносова в лабораторном журнале.

Работы проводились на чрезвычайно высоком методическом уровне, для каждого из вышеозначенных факторов производилась большая самостоятельная серия опытов, когда количественное участие его систематически изменялось в очень широких пределах. Были правильно организованы опытные плавки (точные размеры тиглей — современные практически не отличаются от использовавшихся М. В. Ломоносовым); строго соблюдалось единообразие условий опытов; впервые в практике соблюдалась строгая дозировка компонентов; точное навешивание; строгая и аккуратная, контролируемая система хранения тысяч эталонных образцов; регулярное и неукоснительное ведение подробного лабораторного журнала (самим М. В. Ломоносовым); впервые очень чётко сформулирован вопрос о влиянии состава стекла на его свойства. Сейчас целесообразность такой постановки исследования очевидна, но в то время это было новаторством — теоретическая часть особенно интересовала учёного. Он пишет: «…прилагаю я возможное старание, чтобы делать стёкла разных цветов, которые бы помянутым художествам годны были и в том имею нарочитые прогрессы. При всех сих практических опытах записываю и те обстоятельства, которые надлежат до химических теорий».[46]

Одновременно он занимается и теорией цвета, что пребывает в отчётливой связи с настоящими и другими его исследованиями. Он интересовался природой света и цветов с самого начала своей научной деятельности. Тогда же, в ходе размышлений о природе цветов, им был задуман ряд опытов с цветными стёклами. И в согласовании со своими теоретическими исследованиями эти эксперименты М. В. Ломоносов получил возможность проводить с 1748 года в своей Химической лаборатории, когда им были получены такие стёкла, рецептуры которых нашли применение впоследствии, при создании его мозаичных работ. Результатом этого комплекса научных исследований явилось также создание им собственной теории света и цвета, основывающейся на представлении о распространении света посредством колебания частиц эфира, заполняющего мировое пространство (уже в XIX веке академик Б. Б. Голицын назовёт её «теорией волнения»)[5].

Множество разнообразно окрашенных стёкол было получено М. В. Ломоносовым при весьма ограниченном наборе элементов, использовавшихся в качестве включений, влиявших на цветность (ныне применяющиеся с этой целью хром, уран, селен, кадмий, попросту ещё не были открыты в то время) — очень искусно варьируя приёмы химической обработки в восстановительных и окислительных условиях при изменении состава стекла за счёт введения свинца, олова, сурьмы и некоторых других веществ.

Богатейшие красные тона получены в результате добавки меди для смальт, называемых мастерами мозаики «скарцетами» и «лаками». Очень большого умения требует их варка, которая до сих пор не всегда бывает успешной. Медь использовалась учёным также для получения зелёных и бирюзовых оттенков. И поныне знатоки мозаичного искусства очень высоко ценят полихромные качества ломоносовских смальт, и многие считают, что таких замечательных красных и зелёных оттенков крайне редко и мало кому удавалось получить.

И вот слова Л. Эйлера, подтверждающие признание роли М. В. Ломоносова в основании науки о стекле — и не только в его отечестве[4]:

Как я всегда удивляюсь счастливому твоему остроумию, которым в толь разных науках превосходствуешь и натуральныя явления с особливым успехом изъясняешь, так приятно было мне известие… Достойное вас дело есть что вы стеклу возможные цветы дать можете. Здешние химики сие изобретениие за превеликое дело почитают.

Жалованная грамота М. В. Ломоносову на владение землями в Ораниенбаумском уезде. 1756

В 1753—1754 годах недалеко от Ораниенбаума в деревне Усть-Рудицы Копорского уезда М. В. Ломоносов получает для строительства стекольной фабрикие земельный надел, а в 1756 году земли были ему жалованы в вечное пользование. При постройке этой фабрики учёный проявляет свои инженерные и конструкторские способности, начиная с выбора места строительства, расчётов строительных материалов и ориентации на превоклассные ямбургские пески и достаточное количество леса для стеклеплавильных печей и пережигания на золу; — проектирования цехов завода, детальной разработки технологического процесса, конструирования лабораторных и производственных печей, оригинальных станков и инструментов; — и кончая офрмлением графических материалов, которые выполняются им также собственноручно или при непосредственном его руководстве. Усть-Рудицкая фабрика представляла собой своеобразное и в полной мере новое стекольное промышленное предприятие, и поскольку руководил ею создатель науки о стекле, ведущее место отведено было лаборатории, причём находившейся в процессе эксперимента и в постоянном совершенствовании. Первоначально на фабрике выпускался только бисер, пронизка, стеклярус и мозаичные составы (смальты). Через год появляются различные «галантерейные изделия»: гранёные камни, подвески, броши и запонки. С 1757 года фабрика начинает выпускать столовые сервизы, туалетные и письменные приборы — всё из разноцветного стекла, по большей части бирюзового. Постепенно, по прошествии нескольких лет, было налажено производство крупных вещей: дутых фигур, цветников, украшений для садов, литых столовых досок.[46]

Ваза Санкт-Петербургского стеклянного завода. Вторая половина XVIII века.

Эта страница деятельности М. В. Ломоносова — яркий пример органичного сочетания всего разнообразия его способностей: как увлечённого учёного-теоретика, в совершенстве владеющего экспериментом, практика, очень удачно реализующего найденное в ходе расчётов и опытов, умелого организатора производства, вдохновенного художника-дилетанта, наделённого природным вкусом, умеющего с толком применить свои познания и в этой области. Но и сим не исчерпывается многосторонняя творческая натура — М. В. Ломоносов написал беспрецедентное поэтическое произведение, единственное в своём роде; имеется в виду объём версификации, посвящённой одному предмету, в данном случае, веществу и материалу — стеклу — почти 3 тысячи слов (около 15 тысяч знаков) составило его «Письмо о пользе Стекла к высокопревосходительному господину генералу-поручику действительному Ея Императорскаго Величества камергеру, Московскаго университета куратору, и орденов Белаго Орла, Святаго Александра и Святыя Анны кавалеру Ивану Ивановичу Шувалову, писанное в 1752 году»…[5][46]

Неправо о вещах те думают, Шувалов,
Которые Стекло чтут ниже Минералов,
Приманчивым лучем блистающих в глаза:
Не меньше польза в нём, не меньше в нём краса.

Далече до конца Стеклу достойных хвал,
На кои целый год едва бы мне достал.
Затем уже слова похвальны оставляю
И что о нём писал, то делом начинаю.

Астрономия, опто-механика и приборостроение

26 мая 1761 года, наблюдая прохождение Венеры по солнечному диску, М. В. Ломоносов обнаружил наличие у неё атмосферы.[58]

Иллюстрации М. В. Ломоносова к рукописи «Явление Венеры на Солнце…». 1761

При выступлении Венеры из Солнца, когда передний её край стал приближаться к солнечному краю и был (как просто глазом видеть можно) около десятой доли Венерина диаметра, тогда появился на краю Солнца пупырь, который тем явственнее учинился, чем ближе Венера к выступлению приходила. Вскоре оный пупырь потерялся, и Венера оказалась вдруг без края.

Интересен и другой эффект, наблюдавшийся астрономами с приближением диска Венеры к внешнему краю диска Солнца или при удалении от него. Данное явление, открытое Ломоносовым, не было удовлетворительно истолковано, и его, по всей видимости, следует расценивать как зеркальное отражение Солнца атмосферой планеты — особенно велико оно при незначительных углах скольжения, при нахождении Венеры вблизи Солнца. Учёный описывает его следующим образом[5]:

Ожидая вступления Венерина на Солнце около сорока минут после предписанного в эфемеридах времени, увидел наконец, что солнечный край чаемого вступления стал неявственен и несколько будто стушёван, а прежде был весьма чист и везде ровен. Полное выхождение, или последнее прикосновение Венеры заднего края к Солнцу при самом выходе, было также с некоторым отрывом и с неясностью солнечного края.

Труд М. В. Ломоносова «Явление Венеры на Солнце, наблюдённое в Санктпетербургской Императорской Академии Наук Майя 26 дня 1761 года» (Санкт-Петербург: Типография Академии наук, 1761)[59][60] был напечатан на русском и немецком языках (нем. Erscheinung der Venus vor der Sonne beobachtet bei der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften: Aus dem Russischen übersetzt. St. Petersbourg, 1761) и, следовательно, были известны в Западной Европе, поскольку публикации Академии рассылались в её крупнейшие научные центры, однако открытие атмосферы на Венере приписывалось И. И. Шрётеру и Ф. В. Гершелю[61]. Председатель Американского химического общества профессор Колумбийского университета А. Смит в 1912 году писал: «Открытие, сделанное при этом Ломоносовым о наличии атмосферы на этой планете, обычно приписывают Шретеру и Гершелю»[62], Любопытно, что сам М. В. Ломоносов этому открытию не придавал большого значения, во всяком случае, оно даже не упомянуто в составленном им списке работ, которые он относил к наиболее важным в своём научном творчестве (см. раздел «Итог»)[5][63].

Академик С. И. Вавилов, изучавший труды Ломоносова многие годы, сделал вывод, что «…по объёму и оригинальности своей оптико-строительной деятельности Ломоносов был … одним из самых передовых оптиков своего времени и, безусловно, первым русским творческим опто-механиком».[64] Ломоносовым было построено более десятка принципиально новых оптических приборов[65].

Рисунки М. В. Ломоносова из рукописей: катоптрико-диоптрический зажигательный инструмент и однозеркальный телескоп. 1762

Учёным было сконструировано и построено несколько принципиально новых оптических приборов, им создана русская школа научной и прикладной оптики. М. В. Ломоносов создал катоптрико-диоптрическую зажигательную систему; прибор «для сгущения света», названную им «ночезрительной трубой», предназначавшаяся для рассмотрения на море удалённых предметов в ночное время или, как говорится в его статье тому посвящённой «Физическая задача о ночезрительной трубе» (1758) — служившую возможности «различать в ночное время скалы и корабли» — 13 мая 1756 года он демонстрировал её на заседании Академического собрания (этот проект вызвал ряд возражений со стороны академиков С. Я. Румовского, А. Н. Гиршова и Н. И. Попова, а академик Ф. У. Т. Эпинус пытался доказать «невыполнимость на практике» этого изобретения), М. В. Ломоносов до конца своих дней продолжал заниматься созданием приборов для ночных наблюдений, но ему не суждено было увидеть реализацию этой своей идеи — для снаряжённой по его же проекту полярной экспедиции капитана 1 ранга В. Я. Чичагова наряду с другими приборами было собрано 3 ночезрительных трубы[66]; оптической системы, «через которую узнавать можно рефракцию светлых лучей, проходящих сквозь жидкие материи»[5].

М. В. Ломоносовым разработан и построен оптический батоскоп или новый «инструмент, которым бы много глубже видеть можно дно в реках и в море, нежели как видим просто. Коль сие в человеческой полезно, всяк удобно рассудить может». Большой интерес представляет созданная учёным конструкция «горизонтоскопа» — большого перископа с механизмом для горизонтального обзора местности. Также им предложен прибор для качественного определения вязкости жидкостей (вискозиметр)[67]. М. В. Ломоносов — талантливый изобретатель и приборостроитель, в то же время стоит у истоков русской теоретической оптики[5].

М. В. Ломоносов, хорошо знавший телескопы И. Ньютона и Д. Грегори, предложил свою конструкцию. Он пишет в конце весны — начале лета 1762 года: «Я всегда лелеял желание, чтобы эти превосходные небесные орудия, коих изобретение составляет славу Ньютона и Грегори, не по размерам только, как это обычно происходило, возрастали, но получили и иные, почерпнутые из сокровищ оптики усовершенствования».[5]

Суть и отличие от двух предыдущих предложенного им усовершенствования заключались в том, что новая конструкция имела лишь одно вогнутое зеркало, расположенное под углом около 4° к оси телескопа, и отражённые этим зеркалом лучи попадали в расположенный сбоку окуляр, что позволяло увеличить световой поток. Опытный образец такого телескопа был изготовлен под руководством М. В. Ломоносова в апреле 1762 года, а 13 мая учёный демонстрировал его на заседании Академического собрания. Изобретение это оставалось неопубликованным до 1827 года, поэтому, когда аналогичное усовершенствование телескопа предложил У. Гершель, такую систему стали называть его именем.[5]

Теория электричества и метеорология

М. В. Ломоносов «Слово о явлениях воздушных…». 1753

В 1752—1753 годах, занимаясь изучением атмосферного электричества, М. В. Ломоносов ставит задачу написания труда, посвящённого общей теории электричества. К работе над латинской рукописью учёный приступил только в апреле 1756 года, но уже в мае переключившись на «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих», — оставляет первую, не завершив[5].

В незаконченную рукопись «Теории электричества, изложенной математически» исследователем включены отдельные разработанные им на тот момент к настоящему вопросу относящиеся положения: о тождественности атмосферного и искусственного электричества, о предопределяющем электрические явления движении частиц эфира и тому подобные. Рукопись начинается с плана, включающего восемь глав, из коих М. В. Ломоносовым закончена была только первая и частично — вторая. Рассматривая именования шести остальных разделов, можно прийти к выводу о том, что учёный имел в предположении попытку рассмотрения всех известных к тому времени электрических явлений, снабжая их осмыслением, опирающимся на понимание строения вещества в свете корпускулярной теории: «1. Содержит предварительные данные; 2. Об эфире и огне; 3. О строении чувствительных тел; 4. О получении производного электричества; 5. О получении производного электричества; 6. Объяснение искусственных явлений; 7. Объяснение природных явлений; 8.. О будущих успехах учения об электричестве».[5]

В работах М. В. Ломоносова, посвящённых исследованию электричества особенно ценным является направленность их от качественных наблюдений к установлению количественных закономерностей — формированию основ теории электричества. Занимаясь независимо этими исследованиями, он с Г. В. Рихманом и Б. Франклин добились наиболее убедительных результатов.

В ходе этих совместных с М. В. Ломоносовым исследований в 1745 году Г. В. Рихманом разработан первый электроизмерительный прибор экспериментального наблюдения — «электрический указатель», который, в отличие от уже использовавшегося электроскопа, был «снабжён деревянным квадрантом со градусной шкалой для измерения степени электричества» (Г. В. Рихман). «Громовая машина», созданная ими, имела принципиальные различия с приборами других учёных, в том числе и с «электрическим змеем» Б. Франклина, давала возможность стабильного наблюдения при любом изменении электричества, содержащегося в атмосфере при любой погоде.[5]

На очередном торжественном собрании Петербургской Академии Наук академики Г. В. Рихман и М. В. Ломоносов должны были сделать доклад об электричестве. 26 июля 1753 года во время опытов в ходе наблюдения грозовых явлений Г. В. Рихман был убит ударом молнии. Трагические обстоятельства были использованы противниками учёных: советник академической Канцелярии И. Д. Шумахер убедил президента К. Г. Разумовского отменить собрание. Своими энергичными действиями М. В. Ломоносов сумел убедить последнего изменить решение — подготовленный М. В. Ломоносовым латинский текст речи обсуждался на нескольких заседаниях, после которых учёный внёс в неё некоторые изменения[5].

В. Фаворский (по рисунку М. В. Ломоносова). Иллюстрация книги Г. Шторма «Труды и дни Михаила Ломоносова». Гравюра. 1932

26 ноября 1753 года им был сделан большой доклад — «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих» и, что немаловажно — на русском[68]. М. В. Ломоносовым была представлена его строго научная теория атмосферного электричества, которая в полной мере соответствует современным взглядам, данных явлений касающихся. В обстоятельных «Изъяснениях, надлежащих к Слову об электрических явлениях» (неотъемлемой части «Слова», сопровождаемой описанием наблюдений, опытов и пояснением чертежей и рисунков) учёный убедительно показывает, что результаты его самостоятельных исследований и, сделанные на их основе выводы, существенно отличаясь от найденного и показанного Б. Франклином, началом имеют предшествующие тому изыскания, относящиеся к значительно более раннему времени, — «сие слово было уже почти готово, когда я о Франклиновой догадке уведал» — отмечает он; в частности ода «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния» (1743), напечатанная в 1747 году в «Риторике», со всей очевидностью указывает на выявленную им природу северного сияния. Далее, в своём письме академику А. Н. Гиршову[69] который, в числе других, указывал на приоритет Б. Франклина, он пишет: «α) …Винить меня не станет никто, так как произведения учёных столь поздно доходят до нас, особенно из Америки. β) Нисхождение верхней атмосферы Франклин только предполагал по догадке; я же вывожу его из внезапного наступления холодной погоды, о чём у Франклина нет никакого упоминания. γ) Я также произвёл расчёт и доказал, что верхний воздух не только может, но и должен стекать вниз, чего у Франклина нет и следа. δ) Мнение Франклина о северном сиянии совершенно расходится с моим. Ведь электрическую материю, необходимую для образования северного сияния, он старается привлечь с тропиков к полюсам; я же нахожу её в изобилии на месте; он не излагает, каким образом это происходит, а мимоходом в нескольких словах намечает свою догадку, а я подробнейшим образом изъясняю свою теорию; он не обосновал никакими аргументами, а я подкрепляю не только аргументами, но и объяснением явления».

Очень важно в рассмотрении М. В. Ломоносовым света и электричества, в контексте его корпускулярно-кинетической теории тепла, единое толкование их волновой природы.

Твёрдая ртуть

В декабре 1759 года М. В. Ломоносов и И. А. Браун первыми получили ртуть в твёрдом состоянии. Но важность этого успеха для М. В. Ломоносова выражалась в большей степени не фактом приоритета, а логикой аргументации ряда положений его корпускулярно-кинетической теории, и последовавшим успехом в классификации веществ — когда учёным первым в январе 1760 года, наряду с решением ряда других задач, была показана электропроводность и «ковкость» ртути, что стало основанием для отнесения этого вещества к металлам[5][70].

Прототип вертолёта

В рамках метеоисследований, в том числе измерений на разных высотах (температура, давление и т. д.), М. В. Ломоносов, независимо от идеи Леонардо да Винчи, чьи труды найдены много позже, разработал летательный аппарат вертикального взлёта — первый прототип вертолёта с двумя (предположительно соосными[71]) винтами. Однако он не подразумевал пилотируемых полётов — только подъём метеоприборов.

Документы показывают, что учёный сделал его действующую модель[10][72][73][74] По протоколу конференции Академии Наук (1754, июля 1; перевод с латинского) и в отчёте М. В. Ломоносова о научных работах в 1754 году (1755)[75]:

Реконструкция аэродромической машины М. В. Ломоносова (экспозиция ГМИК им. К. Э. Циолковского)

№ 4…Высокопочтенный советник Ломоносов показал изобретённую им машину, называемую им аэродромической [воздухобежной], которая должна употребляться для того, чтобы с помощью крыльев, движимых горизонтально в различных направлениях силой пружины, какой обычно снабжаются часы, нажимать воздух [отбрасывать его вниз], отчего машина будет подниматься в верхние слои воздуха, с той целью, чтобы можно было обследовать условия [состояние] верхнего воздуха посредством метеорологических машин [приборов], присоединённых к этой аэродромической машине. Машина подвешивалась на шнуре, протянутом по двум блокам, и удерживалась в равновесии грузиками, подвешенными с противоположного конца. Как только пружина заводилась, [машина] поднималась в высоту и потом обещала достижение желаемого действия. Но это действие, по суждению изобретателя, ещё более увеличится, если будет увеличена сила пружины и если увеличить расстояние между той и другой парой крыльев, а коробка, в которой заложена пружина, будет сделана для уменьшения веса из дерева. Об этом он [изобретатель] обещал позаботиться… / № 5 …Делал опыт машины, которая бы, поднимаясь кверху сама, могла поднять с собою маленький термометр, дабы узнать градус теплоты на вышине, которая хотя с лишком на два золотника облегчилась, однако к желаемому концу не приведена.

Оригинальной аэродромической машины не сохранилось[76][77], имеющиеся в музеях модели являются реконструкциями.

География и навигация

Ломоносов возглавлял географический департамент АН, руководил работой по созданию географического атласа, восстановил глобус после пожара, создал циркумполярную карту.

Определяя географию как комплексную науку, большую часть выводов Ломоносов обосновывал по частным направлениям: в учениях об атмосфере, гидросфере, криосфере, каменной оболочке. Он пришел к выводу о трехслойности атмосферы. В нижнем слое протекают наиболее значительные изменения, отражающиеся на поверхности планеты. В частности, Ломоносовым сформулировано представление о конвективных, то есть восходящих и нисходящих токах воздуха и связанных с ними электрических явлениях. Средний слой отличается постоянством низкой температуры. Верхний не зависит от земной поверхности. Ломоносов обосновывал формирование морского и континентального климата, влияние высоты места на климатические условия и, естественно, отдавал должное влиянию широты местности в процессах климатообразования.

Ломоносов дал классификацию природных льдов, обосновал различия температуры льдообразования воды с различной минерализацией.

Ломоносов справедливо предположил наличие постоянного перемещения льдов из восточных секторов Арктики в сторону Атлантики.

Наиболее полное представление Ломоносова о преобразованиях лика земного содержится в его работе «О слоях земных», которую называют началом русской научной геологии. Ломоносовым выдвинута гипотеза о существовании зон с быстрыми и медленными вертикальными движениями земной тверди в зависимости от силы «внутреннего огня», о первостепенном вкладе этих движений в происхождение крупнейших неровностей земной поверхности.

Ломоносов решительно был настроен на существенное совершенствование карт и атласов страны. Ломоносов сам принимал участие в составлении карт. В частности, им была подготовлена карта Арктики как обширного океанического пространства с предполагаемым положением берегов Северной Америки.

Ломоносов выдвинул идею систематического обновления географических карт через каждые 20 лет. В обновлении нуждался и Академический атлас. Ломоносов считал необходимым, чтобы в новом атласе были отражены явления социально-экономического характера. Материалы для атласа предполагалось в краткий срок собрать с помощью «географических запросов», разосланных в 1760 г. по губерниям и уездам. В анкете содержалось 30 вопросов, десять из которых относились к физической географии, остальные — к экономической и природопользованию.

Ломоносов ввёл в научный оборот термины «экономическая география» и «экономическая ландкарта». Он глубоко интересовался демографией — этой теме посвящено его сочинение «О сохранении и размножении российского народа».

Гуманитарные науки

С пятидесятых годов учёный облекает плоды размышлений и исследований в живую форму своих речей, произносимых на собраниях Академии и в качестве представителя науки перед общественностью — когда он свободно высказывает свои теоретические взгляды, не стесняясь требований полноты и строгости академического мемуара — и здесь, объединив в своём лице оратора, естествоиспытателя, популяризатора научного знания и литератора — он «даёт указания, выражает надежды, вырабатывает планы новых снарядов и опытов, приводит …результаты собственных изысканий в лаборатории и кабинете»[4] .

Вклад в развитие риторики

Ломоносов в 1743 написал «Краткое руководство к риторике» на русском языке. Основной труд Ломоносова по риторике — «Риторика» 1748 года, которая стала, по сути, первой в России хрестоматией мировой литературы, включавшей также лучшие произведения отечественной словесности. Пособия Ломоносова были первыми общедоступными руководствами по красноречию. Само определение риторики у него традиционно:

Риторика есть наука о всякой предложенной материи красно говорить и писать, то есть оную избранными речами представлять и пристойными словами изображать на такой конец, чтобы слушателей и читателей о справедливости её удостоверить.[78]

В «Риторике» выделены три традиционных раздела: об изобретении, украшении, расположении. В своём труде он выделяет собственно риторику — учение о красноречии вообще; ораторию — наставление к сочинению речей в прозе; поэзию — наставление к сочинению поэтических произведений. Первая попытка Ломоносова создать учебник риторики — событие большого исторического значения. На основе «Риторики» впоследствии были написаны учебники по русскому красноречию.

Грамматика и теория стиля

М. В. Ломоносов. Русская грамматика на немецком. Санкт-Петербург. 1764

«Российская грамматика» — основы и нормы русского языка, в которой Ломоносов разработал понятия о частях речи, правописание и произношение того или иного слова. Орфоэпические рекомендации «Российской грамматики» опираются на специфику «московского наречия»: «Московское наречие не только для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается».[79] Ломоносов ввёл понятие художественно-выразительных приёмов.

Разработал стилистическую систему русского языка — теорию трёх штилей (книга «Рассуждение о пользе книг церковных в российском языке»).

Поэтическая теория и практика

М. В. Ломоносов осуществил совместно с В. К. Тредиаковским силлабо-тоническую реформу («Письмо о правилах российского стихотворства»), причём именно опыты Ломоносова были восприняты поэтами в качестве образцовых. Создал по немецкому образцу классический русский четырёхстопный ямб, первоначально «тяжёлый» полноударный (оды Иоанну Антоновичу, «Вечернее размышление»), затем облегчённый пропусками ударений. Основоположник русской торжественной (обращённой к правителям) и философской оды. Поэзия Ломоносова насыщена научной, космической и натурфилософской образностью (дидактическое послание к Шувалову, «Размышления»); он внёс вклад в русскую сатиру («Гимн бороде», эпиграммы). Неоконченная поэма «Пётр Великий» стала попыткой национального эпоса. Многие строки Ломоносова стали крылатыми.

Науки юношей питают

Отраду старым подают.

 

Открылась бездна, звёзд полна,

Звездам числа нет, бездне — дна.

История

М. В. Ломоносов на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде. Скульпторы М. О. Микешин, И. Н. Шредер, архитектор В. А. Гартман

М. В. Ломоносов как историк является представителем либерально-дворянского направления[80][81] в российской историографии XVIII в. Он был сторонником сарматской теории этногенеза славян, о чём свидетельствует его труд «Древняя российская история»[82] и опровергал норманнскую теорию, ссылаясь, среди прочего на «Окружное послание патриарха Фотия»[83]. Вел полемику с Г. Ф. Миллером, обвиняя его в умышленном принижении русского народа в научных исследованиях.

Исходя из того, что «варягами» назывались многие народы, живущие по побережью Балтики, а в русском языке отсутствуют элементы скандинавских языков, М. В. Ломоносов утверждает, что «варяги», приглашенные во главе с Рюриком на княжение в Новгород, упоминаемые в «Повести временных лет», были не скандинавами, а балтийскими варягами славянского происхождения[84].

Основной труд по истории — «Древняя Российская история»[85]. М. В. Ломоносов сравнивает российскую историю с историей Римской Империи. Сравнительный анализ античных верований восточных славян обнаруживает множество сходных элементов. По его мнению, корни формирования языческого пантеона одни и те же.

Отрабатывая отдельные разделы «Российской истории», Ломоносов составляет «Краткий российский летописец с родословием»[86]. Здесь в сжатой форме излагались все основные события русской истории с 862 по 1725 г. Эта книга облегчала пользование летописями и другими историческими документами, давала краткий, но содержательный свод исторических фактов. Потребность в таком издании была очень велика, и после выхода в свет оно получило признание читателей. Кроме того, ещё при жизни Ломоносова «Летописец» был переведён на немецкий язык, а затем дважды, в 1767 и 1771 гг., переиздавался. В 1767 г. вышел его английский перевод[87].

Педагогические идеи

Научные основы воспитания. Считал главнейшими составными элементами познания: чувственное восприятие, теоретические обобщения и опытную проверку результатов. «Идеями называются представления вещей или действий в уме нашем…». «Из наблюдений установлять теорию, через теорию исправлять наблюдения — есть лучший всех способ к изысканию правды». Природу человека М. В. Ломоносов рассматривал иерархически: «нижняя», чувственная, эгоистическая и «высшая», духовная, патриотическая.

Идеи, на которых строится педагогическая теория М. В. Ломоносова. Положение народа можно улучшить посредством распространения культуры и просвещения. Выступал сторонником бессословной системы образования вплоть до университета. Отстаивал идею светскости образования и получения молодыми поколениями основ научных знаний. Связывал формирования человека с конкретными социально-историческими условиями его жизни, с уровнем развития общества в целом.

Воспитание. Был сторонником принципа природосообразности. Воспитатель должен руководствоваться факторами естественного природного развития ребёнка. «Чаще природное дарование без науки, нежили наука без природного дарования к похвале и добродетели способствовали». Природные особенности детей считал основой и источником их развития, рекомендовал педагогам строить обучения с учётом склонностей детей. Цель воспитания — формирование человека-патриота, главными качествами которого должны быть высокая нравственность, любовь к науке, знаниям, трудолюбие, бескорыстное служение родине. Отводил большую роль воспитанию « … Молодых людей нежные нравы, во все стороны гибкие страсти и мягкие их и воску подобные мысли добрым воспитанием управляются». Исходил в воспитании из принципов гуманизма и народности. Метод и условие воспитания — порядок и дисциплина. Нравственное воспитание. Качества нравственно воспитанного человека: патриотизм, милосердие, трудолюбие. Пороки нравственности: леность, скупость, малодушие, лукавство, злоба, лицемерие, упрямство, самохвальство и др.[88]

Образование. Видел органическую связь воспитания и обучения, ратовал за взаимосвязь физического и нравственного воспитания и умственного развития. Выступил впервые в русской педагогике сторонником синтеза классического, естественнонаучного и реального образования. Был сторонником классно-урочной системы как наиболее продуктивной для развития ума и памяти. Был за домашние задания и экзамены. Отводил в процессе обучения значительное место практике, постановке опытов, отмечал практическое значение знаний. Русский язык ценил очень высоко, выдвинул идею воспитательного значения русского языка.

Вклад в развитие педагогики. Разработал впервые в России педагогическую теорию, методологической основой которой явилось материалистическое мировоззрение, разграничение науки и религии. Был организатором науки и просвещения. Написал первую грамматику русского языка.

Литература и искусство

Литературное творчество

Основная статья: Список произведений Ломоносова

Критика поэзии М. В. Ломоносова

Известно, по крайней мере, два образца критической оценки поэтического наследия М. В. Ломоносова: А. С. Пушкина — в его произведении третьего, если не четвёртого плана — не слишком известных «разнородных путевых заметках» эссе—перифразе радищевского «реального путешествия» — в «Путешествии из Москвы в Петербург» (впервые изданных под этим условным наименованием в 1933 году)[89], и в главе «Чёрная грязь» радищевского же «Путешествия», цитируемой тем же А. С. Пушкиным, который так говорит о последнем, излагая далее своё мнение[44]:

В конце книги своей Радищев поместил слово о Ломоносове. Оно писано слогом надутым и тяжёлым. Радищев имел тайное намерение нанести удар неприкосновенной славе росского Пиндара. Достойно замечания и то, что Радищев тщательно прикрыл это намерение уловками уважения и обошёлся со славою Ломоносова гораздо осторожнее, нежели с верховной властию, на которую напал с такой безумной дерзостью. Он более тридцати страниц наполнил пошлыми похвалами стихотворцу, ритору и грамматику, чтоб в конце своего слова поместить следующие мятежные строки:

Мы желаем показать, что в отношении российской словесности тот, кто путь ко храму славы проложил, есть первый виновник в приобретении славы, хотя бы он войти во храм не мог. Бакон Веруламский недостоин разве напоминовения, что мог токмо сказать, как можно размножать науки? Недостойны разве признательности мужественные писатели, восстающие на губительство и всесилие, для того что не могли избавить человечества из оков и пленения? И мы не почтём Ломоносова, для того, что не разумел правил позорищного стихотворения и томился в эпопее, что чужд был в стихах чувствительности, что не всегда проницателен в суждениях и что в самых одах своих вмещал иногда более слов, нежели мыслей.

Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом. Но в сём университете профессор поэзии и элоквенции не что иное, как исправный чиновник, а не поэт, вдохновенный свыше, не оратор, мощно увлекающий. Однообразные и стеснительные формы, в кои отливал он свои мысли, дают его прозе ход утомительный и тяжёлый. Эта схоластическая величавость, полуславенская, полулатинская, сделалась было необходимостию: к счастию, Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова. В Ломоносове нет ни чувства, ни воображения. Оды его, писанные по образцу тогдашних немецких стихотворцев, давно уже забытых в самой Германии, утомительны и надуты. Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается. Высокопарность, изысканность, отвращение от простоты и точности, отсутствие всякой народности и оригинальности — вот следы, оставленные Ломоносовым. Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства и проч. С каким презрением говорит он о Сумарокове, страстном к своему искусству, об этом человеке, который ни о чём, кроме как о бедном своём рифмичестве, не думает!.. Зато с каким жаром говорит он о науках, о просвещении! Смотрите письма его к Шувалову, к Воронцову и пр.

Но не следует забывать о том, что А. С. Пушкина, если и можно счесть до какой-то степени литературоведом, то уж учёным он всё-таки не был (он и не силился им казаться — какую-либо систему сложить даже в этой столь близкой его пониманию области не тщился); и в его и в А. Н. Радищева «филиппиках» выражено только их частное мнение: в первом случае — поэта, человека достаточно импульсивного и непостоянного, — художника, стихотворца уже другой эпохи, других вкусов — когда многое из сравнительно недавно минушего — «осьмнадцатого века, века од» — было переоценено. Именно в это время «проглядели» и Ломоносова-естетествоиспытателя; но если тот же А. Н. Радищев, чьё поколение начало эту переоценку, ничего ни в химии, ни в точных науках, ни даже в поэзии не смысливший, берёт на себя смелость сказать, что «Ломоносов не достиг великости в испытаниях природы», то А. С. Пушкин, в конце концов, понимая свою полную несостоятельность в данном вопросе, от такого «приговора» воздерживается и, дав в этих же своих заметках чрезвычайно подробный реестр научных публикаций естествоиспытателя, ограничивается общими хвалебными эпитетами, как и те, кто не видел и не понимал истинного значения и сущности трудов М. В. Ломоносова — только по прошествии более чем полувека начали их ценить по достоинству, когда «добрались» до глубин и высот, которые он предвосхитил. Не экстраполируя последнее на всё творчество в целом Ломоносова-естествоведа, мы вынуждены наблюдать, что малоизвестное до поры критическое мнение А. С. Пушкина о Ломоносове-гуманитарии вступает в противоречие с уже известными нам восторженными оценками именно Ломоносова-гуманитария в других публикациях того же А. С. Пушкина (см. выше), вероятно, другие задачи преследовавших, или другим его настроениям обязанных… Через сто лет помянутого А. П. Сумарокова, которого и Пушкин-то не слишком уверенно защищает, и которому в этом же эссе (как и многим другим из елизаветинской эпохи) от него достаётся, О. Э. Мандельштам вообще найдёт возможным назвать «жалким»…[44][90][91][92][93]

Критика поэтических переводов М. В. Ломоносова (Гораций и Анакреон).

И к самим ломоносовским переводам Анакреона и Горация и к судьбе их за 250 лет обращались многие словесники, литературоведы и лингвисты. Ещё А. Н. Радищев в упоминавшейся главе «Путешествия из Петербурга в Москву» пишет:

Не столп, воздвигнутый над тлением твоим, сохранит память твою в дальнейшее потомство. Не камень со иссечением имени твоего пренесет славу твою в будущие столетия. Слово твоё, живущее присно и во веки в творениях твоих, слово Российского племени, тобою в языке нашем обновлённое, прелетит во устах народных за необозримый горизонт столетий.

И перевод М. В. Ломоносова и эта аллюзия прямо или косвенно — породили череду поэтичесхих обращений и к античному оригиналу, и к ломоносовскому его прочтению. Среди наиболее известных авторов Г. Р. Державин, К. Н. Батюшков, А. С. Пушкин, А. Х. Востоков; в своём лексико-этимологическом анализе Л. А. Мусорина демонстрирует эволюцию феномена, напоминая о том, что к традиции этой причастны С. А. Тучков, В. Я. Брюсов (три стихотворения), В. Ходасевич, В. Н. Крачковский (два стихотворения), С. В. Шервинский, Н. И. Шатерников, Б. В. Никольский, Я. Э. Голосовкер, А. П. Семёнов-Тян-Шанский, Н. Ф. Фокков. Преобразовав наименование оды А. С. Пушкина, В. А. Жуковский устанавливает преемственность, идущую от Г. Р. Державина, который происхождением своего «столпа», в свою очередь, обязан радищевской метафоре, на что и указывает публицист В. Е. Ронкин. Но наиболее полное представление об этой традиции даёт коллекция Гая Михайловича Севера, пополняя список переводчиков 30-й оды Горация «К Мельпомене» (лат. «Ad Melpomenen»), более известной именно как «Памятник», следующими именами: В. А. Алексеев, П. Бобцов, Н. В. Вулих, В. В. Капнист, Б. Лапков, П. Ф. Порфиров, Г. М. Север, С. Суворова и А. А. Фет.[94][95][96]

Интересна такая деталь во «взаимоотношениях» творчества М. В. Ломоносова как поэта-переводчика с творчеством одиннадцати других русских поэтов, в числе которых Г. Р. Державин и А. С. Пушкин: вместе с другими оба последних в своих персонифицированных «Памятниках» воспроизводят смысловую ошибку первого, допущенную в переводе «Памятника». Филолог Л. А. Мусорина отмечает: «М. В. Ломоносов не понял оригинальный текст 30-ой оды Горация и тем самым породил литературную традицию: из девятнадцати авторов одиннадцать написали свои „Памятники“ с упоминанием мест будущей славы». Речь идёт о неверно истолкованном М. В. Ломоносовым упоминании Горацием топонима и антропонима как двух топонимов, что привело к изменению смысла довольно существенного указания Горация на свою первенственную роль в переложении Эолийской песни на Италийский лад, следствием чего явилось получивше распространение образное указание на якобы географическую широту его славы. По тем или иным причинам (недостаточное ли владение латынью, влияние ли авторитета М. В. Ломоносова) названные переводчики воспроизводят эту ошибку. В то же время, на художественной ценности произведений это, конечно, никак не отразилось, мало того, в этом отношении «ошибка» М. В. Ломоносова, освободив горациевский образ от очень конкретной экзотической принадлежности — придала ему расширительное значение универсальной выразительности — а что это, как ни атрибут иррациональной сущности истинного творчества?[94]

Литературовед Л. В. Омелько рассматривает ломоносовский текст как универсальное целое, где значение имеют и мысли поэта и форма их выражения. Одно из последних стихотворных произведений М. В. Ломоносова, «Разговор с Анакреоном» предлагается расценивать как своеобразное «художественно-философское завещание». Примером поэтического силлогизма М. В. Ломоносов даёт в «Риторике» свой перевод «Памятника» Горация, но в отличие от Г. Р. Державина и А. С. Пушкина, как теперь с уверенностью можно сказать, следовавших этому переводу — не проецирует его на оценку собственного творчества, что в некоторой степени он осуществляет посредством «Разговора с Анакреоном», олицетворяющим синтез глубины философской мысли и поэтического мастерства стихотворца.[97]

Возвращаясь к пушкинским критическим заметкам, приведём его слова, где говорится о времени М. В. Ломоносова, и снова — о нём самом, и если здесь о его поэзии — очень мало, то о личности «росского Пиндара» и об отношении к нему А. С. Пушкина некоторое представление составить можно:

Державин исподтишка писал сатиры на Сумарокова и приезжал как ни в чём не бывало наслаждаться его бешенством. Ломоносов был иного покроя. С ним шутить было накладно. Он везде был тот же: дома, где все его трепетали; во дворце, где он дирал за уши пажей; в Академии, где, по свидетельству Шлецера, не смели при нём пикнуть. Не многим известна стихотворная перепалка его с Дмитрием Сеченовым по случаю «Гимна бороде», не напечатанного ни в одном собрании его сочинений. Она может дать понятие о заносчивости поэта, как и о нетерпимости проповедника. Со всем тем Ломоносов был добродушен. Как хорошо его письмо о семействе несчастного Рихмана! В отношении к самому себе он был очень беспечен, и, кажется, жена его хоть была и немка, но мало смыслила в хозяйстве… Ломоносов, рождённый в низком сословии, не думал возвысить себя наглостию и запанибратством с людьми высшего состояния (хотя, впрочем, по чину он мог быть им и равный). Но зато умел он за себя постоять и не дорожил ни покровительством своих меценатов, ни своим благосостоянием, когда дело шло о его чести или о торжестве его любимых идей… Послушайте, как пишет он этому самому Шувалову, предстателю мус, высокому своему патрону, который вздумал было над ним пошутить. «Я, ваше высокопревосходительство, не только у вельмож, но ниже у Господа моего Бога дураком быть не хочу»… В другой раз, заспоря с тем же вельможею, Ломоносов так его рассердил, что Шувалов закричал: «Я отставлю тебя от Академии!» — «Нет, — возразил гордо Ломоносов, — разве Академию от меня отставят». Вот каков был этот униженный сочинитель похвальных од и придворных идиллий![44]

А вот ещё одно мнение А. С. Пушкина о поэзии М. В. Ломоносова (О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова)[44]:

…Науки точные были всегда главным и любимым его занятием, стихотворство же — иногда забавою, но чаще должностным упражнением. Мы напрасно искали бы в первом нашем лирике пламенных порывов чувства и воображения. Слог его, ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным. Вот почему преложения псалмов и другие сильные и близкие подражания высокой поэзии священных книг суть его лучшие произведения. Они останутся вечными памятниками русской словесности; по ним долго ещё должны мы будем изучаться стихотворному языку нашему; но странно жаловаться, что светские люди не читают Ломоносова, и требовать, чтобы человек, умерший 70 лет тому назад, оставался и ныне любимцем публики. Как будто нужны для славы великого Ломоносова мелочные почести модного писателя!

Научная терминология

Ломоносов впервые ввёл в русский язык и науку множество новых научных терминов, которые большей частью закрепились и в быту. Часть из них явилось транскрипций и транслитерацией устоявшихся или только ещё вводимых в научную лексику терминов: атмосфера, микроскоп, минус, полюс, селитра, формула, горизонт, диаметр, радиус, пропорция, барометр, эклиптика, метеорология, оптика, периферия, сулема, эфир, поташ… и тому подобных. Другие представляют собой кальки — присутствовавших в научном тезаурусе или неологизмы. По разным источникам к ним относят следующие: градусник (от латинского слова градус — ступенька), предложный (падеж), зажигательное (стекло), огнедышащие (горы), преломление (лучей), равновесие, негашёная (известь), горизонтальный, вертикальный, квадрат, кислота, удельный (вес), квасцы, сферический[98]

М. В. Ломоносов о журналистах и научной публицистике

Памятник М. В. Ломоносову перед зданием факультета журналистики МГУ. Скульптор И. И. Козловский и архитектор Г. Г. Лебедев. 1957

И весьма показательный пример тесной связи или причастности М. В. Ломоносова к разным дисциплинам, его публицистической и просветительской активности, даёт «Рассуждение об обязанностях журналистов при изложении ими сочинений, предназначенное для поддержания свободы философии» (1754). Это достаточно отчётливая зона соприкосновения разных его интересов, показатель его гражданской, нравственной позиции. Актуальность этого «манифеста» очевидна, причём — не только относительно научно-популярных публикаций — много шире подразумеваемое за этими словами…[5]

Всем известно сколь замечательны и быстры были успехи наук, достигнутые ими с тех пор, как сброшено ярмо рабства и его сменила свобода философии. Но нельзя не знать того, что злоупотребление этой свободой причинило очень неприятные беды, количество которых было бы далеко не так велико, если бы большинство пишущих не превращало писание своих сочинений в ремесло и орудие заработка средств к жизни, вместо того, чтобы поставлять себе целью строгое и правильное разъяснение истины. Отсюда проистекает столько рискованных положений, столько странных систем, столько противоречивых мнений, столько отклонений и нелепостей, что науки уже давно задохлись бы под этой огромной грудой, если бы учёные объединения не направили своих совместных усилий на то, чтобы противостоять этой катастрофе. Лишь только было замечено. что литературный поток несёт в своих водах одинаково и истину и ложь, и бесспорное и небесспорное и что философия, если её не извлекут из этого состояния, рискует потерять весь свой авторитет. Вот откуда произошли как академии, так — равными образом — и объединения, ведающие изданием журналов.[5]

Поводом к рассуждению явилась публикация немецкого журналиста, исказившего смысл ломоносовского исследования, извратившего суть естественнонаучного труда, обсуждаемого в рецензии, до противоположных выводов. Своим следствием эта статья имела появление целого ряда некомпетентных публикаций, «изобличающих несостоятельность учёного М. В. Ломоносова», — острокритических выпадов в его адрес других учёных. Вот конкретное указание самого М. В. Ломоносова на эти ошибки рецензента[99]:

Не следует упускать из виду ещё одного, последнего признака спешки, которую наш судья считает возможным сочетать со своей строгостью, хотя они и несовместимы. Он воображает, будто г-н Ломоносов в своём «Прибавлении к размышлениям об упругости воздуха» имел главным образом в виду исследовать «то свойство упругого воздуха, благодаря которому его сила пропорциональна его плотности». Он ошибается и обманывает других, высказывая такое суждение. При несколько большей внимательности он увидел бы и прочитал бы, что дело идёт здесь именно о противоположном и что утверждается необходимость — для уплотнения воздуха — наличия сдавливающих сил в тем более значительной степени, в чём более узкие пределы заключён этот воздух, отсюда следует, что плотность не пропорциональна силам.[5]

Учёный сознаёт в себе силы не только отстоять справедливость собственных суждений, но и выступить с критикой вульгарного толкования предмета естественнонаучной принадлежности вообще — он считает долгом дать программу, которой рекомендует следовать тем из пишущей братии, кто берётся за это ответственное дело, не имея должной осведомлённости,— какими нравственными принципами им руководствоваться, беря на себя смелость изложения и критики вопросов сложных для понимания — в том числе, как показывает опыт — и самого критика.

Отношения с Синодом

В 1743 году М. В. Ломоносов написал «Утреннее размышление о Божием величестве», содержащее гипотезы о процессах на солнце, получившие научное подтверждение только в середине XIX века, — и «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великаго северного сияния», неоднократно публиковавшееся при жизни автора; особую ценность вторая ода представляет, о чём сказано выше, для научного объяснения природы северного сияния (задолго до и корректней Б. Франклина). М. В. Ломоносов выступает с позиций естествоиспытателя, нигде и никогда не отрицая бытия Божия[5].

Но в конце 1756 — начале марта 1757 года он пишет направленный против обскурантизма антиклерикальный «Гимн бороде» — предположительно, в адрес одной конкретной персоны — архиепископа Сильвестра Кулябки (по словам М. В. Ломоносова, когда он досадил «одной из сих пустых бород», за неё вступились «и прочие»). При жизни учёного стихотворение не публиковалось, распространялось в списках; местонахождение подлинника неизвестно[100][101]. В ответ на эту сатиру, воспринятую духовенством на свой счёт вообще[102], 6 марта 1757 года Синодом во всеподданнейшем докладе императрице высказана просьба «таковые соблазнительные и ругательные пасквили истребить и публично сжечь, и впредь то чинить запретить, и означенного Ломоносова для надлежащего в том увещевания и исправления в Синод отослать». Предположения относительно раскольников в виде центрального объекта сатиры, несмотря на имеющиеся косвенные основания к тому, давно признаны несостоятельными — об этом говорит и тот факт, что сатира эта затронула именно высшее духовенство (см. выше). Просьба Синода была оставлена без последствий, а доклад, «подобно и прежним жалобам на Ломоносова, не навлёк на него никакой ответственности, и через несколько дней… он был назначен советником академической канцелярии»[5][101][103].

Уже после обращения синода, воспользовавшись возможностью уязвить М. В. Ломоносова, по тому же поводу с особой яростью обрушился на него гуманитарий В. К. Тредиаковский (небезосновательно — в списках «гимна», как показывает анализ, затронута и его персона), сам в юности подозревавшийся духовенством в атеизме[5][101][103].

Известно более позднее стихотворение-эпиграмма на ту же тему, также приписываемое М. В. Ломоносову (местонахождение подлинника неизвестно). Впервые опубликовано П. Пекарским[104][105][106]

О страх! о ужас! гром! ты дёрнул за штаны,
Которы подортом висят у сатаны.
Ты видиш, он зато свирепствует [и] злится,
Диравой красной нос, халдейска печь, дымится

Сложные отношения М. В. Ломоносова с Синодом обусловлены формальным конфликтом научных представлений, сложившихся к тому времени, и церковных догматов, — тем же желанием учёного, последовательно руководствуясь логикой научного миропонимания, противодействовать обскурантизму.

Синодом запрещена, изданная в 1740 году в Санкт-Петербурге в переводе книга Б. Б. де Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», где излагалась система Коперника, — изуродован цензурой перевод аналогичной по содержанию книги А. Поупа «Опыт о человеке» (1757).

В «Явлении Венеры» М. В. Ломоносов пишет:

Некоторые спрашивают, ежели-де на планетах есть живущие нам подобные люди, то какой они веры? Проповедано ли им евангелие? Крещены ли они в веру Христову? Сим даётся ответ вопросный. В южных великих землях, коих берега в нынешние времена почти только примечены мореплавательми, тамошние жители, также и в других неведомых землях обитатели, люди видом, языком и всеми поведениями от нас отменные, какой веры? И кто им проповедал евангелие? Ежели кто про то знать или их обратить и крестить хочет, тот пусть по евангельскому слову («не стяжите ни злата, ни сребра, ни меди при поясех ваших, ни пиры на пути, ни двою ризу, ни сапог, ни жезла») туда пойдёт. И как свою проповедь окончит, то после пусть поедет для того ж и на Венеру. Только бы труд его не был напрасен. Может быть тамошние люди в Адаме не согрешили, и для того всех из того следствий не надобно. «Многи пути ко спасению. Многи обители суть на небесех». При всём сём христианская вера стоит непреложна. Она Божиему творению не может быть противна, ниже́ей Божие творение, разве тем чинится противность, кои в творения божия не вникают.

Являясь убеждённым сторонником гелиоцентрической модели и предположений о множественности обитаемых миров, последнему М. В. Ломоносов видел косвенное подтверждение в установленном им наличии атмосферы у Венеры. В своём «Прибавлении» к «Явлению Венеры» учёный ставит вопрос: противоречат ли эти идеи учению церкви? Сопоставив цитаты из Священного писания и православных богословов, он показывает разность задач религии и науки — у них нет оснований для того, чтобы противостять друг другу. Он пишет для «Прибавления» весьма убедительные стихи «Случились вместе два астронома в пиру ….», правда, допуская некоторую вольность: на месте Птоломея, должен быть Тихо Браге — «Другой, что Солнце все с собой планеты водит …» — это его система, а не Птолемея[59][60].

В своём проекте «О сохранении и размножении российского народа» (1761[107]) М. В. Ломоносов высказывается относительно несообразностей в понимании некоторых церковных обычаев, но соображения эти никоим образом не противоречат мнениям разумных православных пастырей и отцов церкви на этот счёт (например, о неумеренном разговении, начётничестве и буквализме в исполнении отдельных обрядов и т. д.)[108][109].

Изобразительное искусство

Мозаики

Продвижение двух центральных идей, связанных со стеклоделием, с развитием основанной им науки о стекле, с производством художественного стекла, смальт — о фабрике и о мозаичной мастерской — шло много успешней, чем некогда строительство первой лаборатории[46].

В это время М. В. Ломоносов уже не какой-то безвестный адъюнкт, а профессор Академии. О его открытиях знают за границей, его имя часто звучит при дворе императрицы. «Враждебные ему группировки мелких академических людишек не смеют поднять свой голос и стараются мешать и вредить исподтишка»[46].

Портрет Петра I. Мозаика. Набрана М. В. Ломоносовым. 1754. Эрмитаж

Неукротимая энергия учёного, решительность, способствовали тому, что его чаяниям суждено было сбыться: в специальной пристройке к его дому на Васильевском острове открывается мастерская для набора мозаичных картин, и в ней он начинает занятия с первыми своими учениками — художниками-мозаичистами Матвеем Васильевичем Васильевым и Ефимом Тихоновичем Мельниковым. А сам М. В. Ломоносов был первым в России человеком, который начал на собственном опыте и своими руками осваивать технику мозаичного набора. Он демонстрирует свойства безошибочного художественного чутья, благородный пафос замыслов; имея трезвый взгляд на искусство, М. В. Ломоносов в кратчайший срок становится руководителем группы художников, прославившихся созданием первоклассных мозаичных картин, по качествам своим сравнимых с лучшими живописными произведениями.[46][110]

Профессор химии и советник Академии г-н Михаил Ломоносов начал изготовлять удивительный запас окрашенных стеклянных сплавов всех оттенков[111], какие только можно придумать, резать их на мелкие и мельчайшие кубы, призмы и цилиндры и сперва удачно выполнил в мозаике образ Божьей матери с несравненного оригинала Солимены[112], в два фута высотой и полтора шириной. За этот удачный опыт он заслужил честь всемилостивейшего одобрения Ея императорского величества и большое вознаграждение. А Её величество отвела этой картине место среди икон в [своих] апартаментах.[110][113]

Далее Я. Штелин сообщает о созданных в 1756 году «погрудном портрете Петра I и его дочери [Анны] — блаженной памяти герцогини Голштинской…», как достоинства он отмечает то, что «в портрете герцогини кружева исполнены из одних только маленьких осколков белого литика, и вообще швы набора или промежутки между кусочками смальты не видны более и наполовину так отчётливо, как в первых картинах, где между ними можно было положить почти мезинец». В то же время, В. К. Макаров находит, что как раз «исполненный Ломоносовым портрет Петра I. набранный крупными, неправильной формы кусками колотой смальты, является драгоценной реликвией высокой художественной культуры XVIII века и даёт один из самых выразительных, одухотворённых образов Петра» >[110][114]. В 1757 году М. В. Ломоносов представят Сенату программу, в которой намечается сооружение над могилой Петра Великого мозаичного монумента, а всю крепостную церковь — «выложить мозаичными картинами»[115]. В 1761 году Сенат поручил ему исполнение этого прекрасного, по словам того же Я. Штелина, проекта, уплатив несколько тысяч рублей «заранее или на подряд»[110].

Полтавская баталия

Основная статья: Полтавская баталия (мозаика М. В. Ломоносова)

«Полтавская баталия». Мозаика М. В. Ломоносова в здании Академии Наук. Санкт-Петербург. 1762—1764

М. В. Ломоносов со всей энергией взялся за осуществление своих, хоть и «урезанных», но грандиозных для возрождения мозаики, замыслов[116], он начинает подготовку к созданию монументального панно «Полтавская баталия», для набора которой нужно было написать картину (картон). Был нанят «хороший городской живописец Л. З. Кристинек (ученик Фанцельта — копииста Грота)»[117], которому в помощь даны были «жалкие новички из академической живописной школы и подобная же пара бедняг из Канцелярии от строений», как характеризует «членов исполнительской группы» Я. Штелин. И они «слепили» 14 футов длиной и 9 футов высотой «ужасно красивую и большую картину, которая должна была представлять Полтавскую баталию» (нем. ein abscheulich schön und großes Gemählde)[110].

Мозаику такого размера завершили поздней осенью 1764 года, заключив в золочёную чеканную медную раму. Во время приезда в том же году в мастерскую на Мойке австрийского посла для осмотра «Полтавской баталии», М. В. Ломоносова вынесли из дома в креслах, поскольку болезнь ног уже не позволяла ему ходить[46][110] .

После завершения этой работы М. В. Ломоносов начал немногим меньшую картину для мозаичного панно «Покорение Азова в 1696 году», но его кончина в следующем году прервала работу. Созданный Бухгольцом эскиз, вместе с тремя другими, которые должны были последовать за ней, М. В. Ломоносов намеревался поручить подправить её Торелли, но тот не принял всерьёз композицию, заявив. что «подправка» обернётся полной переделкой, на что М. В. Ломоносов выругался, оставшись при своём намерении…[110].

Мнения о даровании М. В. Ломоносова как художника, если и не расходятся до противоречия, то дают его понимание, естественно, в различном преломлении. Искусствовед В. К. Макаров предоставляет оценку уже с высоты ретроспективного взгляда на роль его творчества, в большей степени независимо, нежели Я. Штелин — с неизбежными, но и закономерными для его современного явлению восприятия — обескураженностью и некоторым скепсисом, в значительной мере обусловленным бессознательным, но искренним сочувствием энергии и энтузиазму дерзновенного дилетанта, не имеющего способных исполнителей. И если первый справедливо сопоставляет ломоносовские мозаики с «монументальной мозаичной живописью нового времени», которая берёт своё начало как раз в масштабности и монументальности задуманного и осуществлённого М. В. Ломоносовым, то второй — констатирует, что для эскизов и картонов, служивших этому воплощению в натуре, не нашлось достойных живописцев, низводя роль мозаики до прикладной функции имитации живописи, хоть бы и монументальной, без осознания ценности её самостоятельных пластических особенностей. В то же время, именно понимание особенностей мозаики позволяло М. В. Ломоносову сознавать и отсутствие надобности досконального следования картону в материале, когда многое придёт к единству за счёт этих уникальных пластических свойств модульного набора.

Мозаичный портрет П. И. Шувалова. Мастерская М. Ломоносова. 1785. Эрмитаж

Во всяком случае, именно Якоб Штелин, конечно, будучи потрясён, но и желая верить в целесообразность задуманного, предостерегал М. В. Ломоносова от создания мозаики по той «жалкой картине», которую представляла собой подготовленная работа[118]; с другой стороны, вероятно, он, как и многие другие, в том числе профессиональные художники, не способен был во всей полноте представить ясно видевшееся М. В. Ломоносову, и уже созданное, в конце концов, своими масштабами и выразительностью ошеломившее Я. Штелина; не умея рисовать, М. В. Ломоносов, тем не менее, обладал очень ценным для художника даром обобщения, и способность к абстрагированию давала ему широту видения условного, монументального — свободу от натуралистического буквализма. тенётами которого обременено было восприятие «художественной правды» его оппонентов по этой части, в том числе и Я. Штелина. Большой знаток творчества последнего, К. В. Малиновский, объективно характеризует уровень и способность понимания им деятельности М. В. Ломоносова, отмечая, что «представления о художественной ценности мозаичных работ (восхищение иллюзорностью, имитацией масляной живописи) свидетельствуют, что в данном вопросе Штелин следовал вкусам своей эпохи и не мог быть беспристрастным арбитром. Ломоносов был ближе к нынешнему пониманию живописности картины и, соответственно, мозаики».[46][110][119]

Первый современник-исследователь творчества М. В. Ломоносова даёт исчерпывающий каталог его наследия в мозаичном искусстве.— ни одна другая посвящённая этому работа уже не содержит такой полноты документальных сведений о сделанном им. Здесь названы известные портреты Петра I и П. И. Шувалова, «Полтавская баталия», несколько других знакомых по различным экспозициям произведений, сохранившихся или упоминаемых исследователями: «Апостол Пётр» (1761), св. Александр Невский (1757—1758), погрудный профиль Екатерины II (1763), портрет великого князя Петра Фёдоровича (1758—1759), портрет великой княгини Елизаветы Петровны (1758—1760), портрет графа М. И. Воронцова (1765); но Якоб Штелин упоминает ряд произведений самого М. В. Ломоносова и его мастерской, не упоминаемые никакими другими источниками: портрет великого князя Павла Петровича, два пейзажа (1765—1766), портрет графа Г. Г. Орлова (1764), св. Пётр (с картины П.-П. Рубенса)[110].

Подводя итог этому последнему разделу творчества М. В. Ломоносова, завершающему его служение и науке и искусству, Н. Н. Качалов в таких словах отмечает основные его результаты[46]:

Разработана и внедрена в лабораторную практику подлинно научная методика экспериментального исследования с соблюдением строгого постоянства условий опытов, с точным учётом наблюдаемых явлений, с систематизированным хранением образцов и с ведением лабораторного журнала.

Проведено первое, строго научное капитальное исследование действия на стекло разнообразных минеральных красителей и заложены начала методики изучения влияния состава стекла на его свойства.

При крайне ограниченном количестве известных в то время минеральных красителей разработана рецептура многочисленных цветных стёкол с применением самых передовых методов химико-лабораторного экспериментирования.

Разработана богатейшая палитра мозаичных смальт.

Осуществлено внедрение методики варки цветных стёкол и производство, в результате чего отечественные стекольные заводы начали выпускать разнообразно расцвеченные художественные изделия.

Построена стекольная фабрика, передовая по оборудованию и методам работы, предназначенная для производства различных художественных изделий из цветного стекла по технологии, разработанной Ломоносовым.

Оценка деятельности

Подводя итоги своей деятельности, приблизительно в мае 1764 года М. В. Ломоносов выбирает из всего своего творчества то, что представляется ему наиболее важным. Результатом этого анализа явилось описание девяти «открытий», из которых четыре (1—3, 6) имеют отношение к исследованиям, основанным на его корпускулярном учении и гипотезе о вращательном движении составляющих тела частиц (3 — физическая химия, теория растворов), остальные относятся к минералогии и геологии (4), изучению электрических явлений (5) и гравиметрии (7—9)[5][120][121].

Обзор важнейших открытий, которыми постарался обогатить естественные науки Михайло Ломоносов

Обзор важнейших открытий, которыми постарался обогатить естественные науки Михайло Ломоносов, статский советник е. и. в. всея России, действительный член Санкт-Петербургской Академии Наук и ординарный профессор химии, почётный член Академии Художеств, там же учреждённой, а также королевской Стокгольмской академии и Болонского института.

1.

На Новых комментариях Петербургской Академии, том I, напечатаны Размышления о причине теплоты и холода, где доказывается, что сила теплоты и разное напряжение её происходит от внутреннего вращательного движения собственной материи тел, различно ускоряемого, а холод объясняется замедленным вращением частичек. После априорного и апостериорного доказательства всего этого выставляется на дневной свет ясное понимание и геометрическое познание этого основного в природе явления, составляющего сущность остальных явлений, и устраняются смутные домыслы о некоторой бродячей, беззаконно скитающейся теплотворной материи.

2.

Диссертация о причине упругости воздуха приводит жаждущего более обоснованной естественной науки к механическому объяснению причины упругости, исключающему предположение о том, что причина кроется в упругих частичках, но согласованному во всех своих выводах с нашей теорией теплоты.

3.

Основанная на химических опытах и физических началах теория растворов есть первый пример и образец для основания истинной физической химии, особенно потому, что явления объясняются по твёрдым законам механики, а не на жидком основании притяжения.

4.

В физической республике не было ясного представления о явлениях, производимых природою в царстве минеральном, в недрах земли. Металлурги, когда приходилось им обращаться к другим областям знания, не шли дальше практической химии и ограничивались обычно ссылками на скрытые свойства, пока упомянутый профессор Ломоносов, вооружившись физикой и геометрией, в диссертации О светлости металлов (Новые комментарии, т. I) и в Слове о рождении металлов от трясения земли, произнесённом в публичном собрании… года, не показал, как далеко можно двинуться таким путём в раскрытии и основательном объяснении подземных тайн.

5.

В своём Слове об электрических явлениях, происходящих в воздухе, на основании открытого, объяснённого и доказанного им опускания верхней атмосферы в нижнюю даются вполне приемлемые (если не угодно назвать их несомненными) объяснения внезапных холодов, сил молний, северных сияний, хвостов великолепных комет и т. д. Из этих причин причина северного сияния установлена путём опытов и наблюдений в течение только что прошедшей зимы, о чём и ниже.

6.

В Слове о происхождении света и цветов, произнесённом в публичном собрании Академии… года, показывается, сколь прочно и правильно несравненными мужами Картезием и Мариоттом установлена теория света и числа цветов. Здесь также предлагается новая элементарная система и вводится новое, доселе неизвестное свойство первичных элементов, обозначенное названием «освещение»; утверждается, что оно — причина весьма многих явлений природы, обусловленных мельчайшими корпускулами. Автор в скором времени и весьма основательно подтвердит это новыми доказательствами.

7.

В рассуждении о большей точности морского пути[122], прочитанном в публичном собрании Академии… года, в §… описывается центроскопический маятник и в конце добавлен образчик записей, показывающих его колебания. Производимые до сего дня в течение более пяти лет наблюдения доказали с несомненностью изменения центра тяжести, так как последние 1) периодичны, 2) приблизительно соответствуют лунным движениям, 3) во всякое время года, при любом состоянии атмосферы, при натопленной и нетопленной печке, до и после полудня всегда дают при наблюдениях одинаковые периоды.

8.

В этой работе в § описывается запаянный барометр или, если угодно, амонтонов воздушный термометр. В этом инструменте подмечено нечто любопытное, а именно, что изменения высоты ртути (хотя обычное отверстие сосуда запаяно наглухо и действие изменчивой тяжести атмосферы вполне исключено) по большей части согласуются с изменением обыкновенного барометра, что весьма наглядно доказывает изменение высоты обыкновенного барометра не только от различного давления атмосферы. Не зависит это и от различной температуры и изменившейся благодаря этому упругости заключённого в сосуде воздуха, так как термометр, находящийся возле или даже внутри сосуда, показывает другое. Кто угодно может проделать этот опыт, запаяв наглухо открытое колено барометра. Причина этого явления имеет громадное значение в метеорологических вопросах.

9.

Из того что установлены бесспорным образом изменения показаний центроскопического маятника и центра, к которому стремятся весомые тела, необходимо следует, что и тяжесть тел непостоянна. Чтобы исследовать это, автор озаботился устройством машины, содержащей упругую стальную спиральную пружину, применяемую в больших часах; по устранении всякого трения она при нагрузке в 26 унций чувствует и отчётливо показывает на шкале увеличение веса на 1/10 грана.[57][123]

Изучение и популяризация наследия Ломоносова

Памятник Ломоносову в Санкт-Петербурге. Скульпторы: Б. А. Петров, В. Д. Свешников, Б. А. Архитекторы: И. А. Шахов, Э. А. Тяхт. 1986

Попытки изучения биографии М. В. Ломоносова были предприняты ещё в 1768 году. Академики И. И. Лепёхин и Н. Я. Озерецковский с 1768 по 1772 год включительно изучали родину Ломоносова (записки Озерецковского о Двинской земле, Холмогорах), а также биографию учёного, они узнали о его роде и детских годах.

Затем секунд-майор П. И. Челищев в 1791 году побывал на Курострове, записав воспоминания помора Варфоломеева и соседей о юности Ломоносова на его малой родине, и даже поставил первый деревянный памятник учёному (не имея на большее средств). С 1860−1870-х годов до начала XX века интерес исследователей к наследию, важнейшему вкладу в культуру России М. В. Ломоносова возрос, происходил анализ его естественнонаучных работ. Труды П. С. Билярского, А. А. Куника, А. С. Будиловича, П. П. Пекарского и В. И. Ламанского положили начало превращению изучения наследия Ломоносова в научную дисциплину.

В работе над академической биографией М. В. Ломоносова были использованы материалы, собранные А. А. Куником. На основе их вышел также «Сборник материалов для истории Императорской Академии наук в XVIII веке» (1865), который посвящён жизни и литературной деятельности В. К. Тредиаковского и М. В. Ломоносова.

В 1865 году была издана книга Д. М. Перевощикова «Труды Ломоносова по физике и физической географии». Математик и астроном Д. М. Перевощиков был одним из первых, кто проводил систематические исследования и занимался популяризацией научного наследия Ломоносова. Позднее А. С. Будилович издал труды «Об учёной деятельности Ломоносова по естествознанию и филологии» (1869), «Ломоносов, как писатель. Сборник материалов для рассмотрения авторской деятельности Ломоносова» (1871).

Большую работу по изучению естественнонаучного корпуса трудов М. В. Ломоносова проделал Б. Н. Меншуткин, давший в результате своей деятельности возможность получить представление как об опубликованных в редких изданиях, так и о не опубликованных вообще трудах М. В. Ломоносова, найдя их, переведя с латыни и издав лабораторные журналы, рукописи и программы исследований учёного. Будучи сам химиком и историком науки, Меншуткин дал профессиональную оценку вклада М. В. Ломоносова в развитие идей о сохранении массы вещества. Им опубликованы монографии «Ломоносов как физикохимик» (1904) и «Первый русский учёный» (1915), сборники «Рукописи Ломоносова в Академии наук СССР» (1937) и «Труды М. В. Ломоносова по физике и химии» (1936). Б. Н. Меншуткин редактировал собрание сочинений М. В. Ломоносова, осуществлявшееся в 18911948 годах. Эти труды явились важным вкладом в осмысление роли естествоиспытателя не только в основных направлениях его исследований, но и с точки зрения методологии науки.

Много сделал для понимания деятельности М. В. Ломоносова и должной оценки её президент Академии наук Украины В. И. Вернадский, чьё имя в ряду русских естествоиспытателей по праву соседствует с именем первого русского учёного («Ломоносов XX века»), В. И. Вернадский возглавлял комиссию по изучению наследия в канун 150-летнего юбилея его первой лаборатории.

Термин «ломоносововедение» закрепился в науке. Директор академического музея М. В. Ломоносова Э. П. Карпеев определяет Ломоносововедение как:

…изучение биографии, научного наследия и вклада Ломоносова в науку и культурный процесс… Ломоносов был сложнейшим явлением своего времени, совмещавшим в себе народные корни, религиозность, монархические настроения, естественно-научный рационализм, просветительство и мн. др., поэтому в «ломоносововедении» с самого момента его зарождения высказывались самые различные, иной раз противоположные оценки его жизни и творчества. Началом «ломоносововедения» можно считать появившиеся сразу же после смерти Л. оценки современников[124].

В Международном институте управления (МИУ), располагающемся в городе Архангельске и имеющем филиалы в регионах России, существуют дисциплины «Ломоносововедение» по ряду специальностей.

В 1992 году в Архангельске был создан Межрегиональный Ломоносовский фонд, одной из основных задач которого является просветительская деятельность. Основной идеей, лежащей в основе организации фонда, является продолжение подвижнической деятельности М. В. Ломоносова, направленной на возрождение лучших традиций российской науки, культуры, просвещения на Русском Севере[125]. По инициативе фонда ведётся подготовка пятитомной «Поморской энциклопедии», в 2006 году организован Научно-культурный центр «Ломоносовский Дом» в Архангельске, создан конкурс имени М. В. Ломоносова научно-исследовательских и внедренческих работ по проблемам охраны окружающей среды Архангельской области.

М. В. Ломоносов в изображении художников

Бюст М. В. Ломоносова. Скульптор Ф. И. Шубин. Бисквит. Копия. 1792. Музей М. В. Ломоносова. Санкт-Петербург

Академик П. Л. Капица пишет: «до нас не дошёл хороший портрет Ломоносова. Портреты и гравюры, которые обычно воспроизводятся, сделаны посмертно и являются копиями с одного и того же оригинала, написанного неизвестным и малоодарённым художником. Только бюст работы Шубина, лично знавшего Ломоносова, даёт нам его живой и одухотворённый образ»[126].

Правда и легенды о М. В. Ломоносове

М. В. Ломоносов был натурой увлекающейся, порой — пылкой; вполне авторитетные источники указывают на примеры несдержанности с его стороны в отношении равных, о «продерзостях» и «неучтивых поступках»[10]. История его пребывания в Германии сохранила свидетельства «беспорядочности» его тамошней жизни. Известны скандальные эпизоды уже петербургской его бытности… «…Схватя болван, на чём парики вешают, и почал всех бить и слуге своему приказал бить всех до смерти…» — объявляет его «жертва», украсив свой рассказ душераздирающими подробностями об этом «коммунальном» столкновении с «рукоприкладством» и «до полусмерти побитием», которое обернулся для М. В. Ломоносова следствием и непродолжительным заключением… Обо всём этом сохранились не только анекдоты, но и свидетельские показания. Но, как говорится, «что дозволено Юпитеру…».[10]

В своих суждениях и оценках он прям — не прибегает к эвфемизмам и «сглаживанию углов», когда пишет о кознях и непотребных инсинуациях своих недоброжелателей: «…Таубертовой комнатной собачки — Румовского. Тауберт, как только увидит на улице собачку, которая лает на меня, тотчас готов эту бестию повесить себе на шею и целовать её под хвост. И проделывает это до тех пор, пока не минует надобность в её лае; тогда он швырнёт её в грязь и натравливает на неё других собак» (письмо Л. Эйлеру; 21 февраля 1765)[10].

Характеристика[127]

Физические качества: выдающейся крепости и силы почти атлетической. Например, борьба с тремя напавшими матросами, которых одолел и снял с них одежду.

Бурный — образ жизни простонародный.

Умственные качества: жадный к знанию, исследователь, стремящийся к открытию нового.

Моральные качества: неотёсанный, с подчинёнными и домашними строг. Стремление к превосходству, пренебрежение к равным.

Вот эпизод с грабителями в другом изложении[128]:

Однажды в прекрасный осенний вечер пошёл он один-одинёшенек гулять к морю по Большому проспекту Васильевского острова. На возвратном пути, когда стало уже смеркаться, и он проходил лесом по прорубленному проспекту, выскочили вдруг из кустов три матроса и напали на него. Ни души не было видно кругом. Он с величайшею храбростию оборонялся от этих трёх разбойников: так ударил одного из них, что он не мог не только встать, но даже долго не мог опомниться; другого так ударил в лицо, что тот весь в крови изо всех сил побежал в кусты; а третьего ему уже не трудно было одолеть; он повалил его (между тем, как первый очнувшись, убежал в лес), и держа под ногами, грозил, что тотчас же убьёт, если не откроет он ему, как зовут двух других разбойников и что они хотели с ним сделать. Этот сознался, что они хотели только его ограбить, а потом отпустить. «А, каналья, вскричал Ломоносов, так я же тебя ограблю!» И вор должен был тотчас снять свою куртку, холстинный камзол и штаны, и связать всё это в узел своим собственным поясом. Тут Ломоносов ударил ещё полунагого матроса по ногам, так что тот упал и едва мог сдвинуться с места, а сам, положив на плеча узел, пошёл домой со своими трофеями, как с завоёванною добычею…

В 1748 году Ломоносов написал оду в честь очередной годовщины со дня восшествия императрицы Елизаветы Петровны на престол, за что был награждён двумя тысячами рублей. Согласно легенде, в казне на тот момент были только медные деньги и награда была выдана именно ими. Для того чтобы доставить награду Ломоносову, потребовалось два воза.

Адреса М. В. Ломоносова в Санкт-Петербурге

Дом М. В. Ломоносова на Мойке. Литография Виктора по рисунку Л. О. Премацци. XIX век

Памятники Федерального значения

Культурное наследие Российской Федерации
  • Памятники архитектуры Федерального значения

Усадьба М. В. Ломоносова на Мойке — Большая Морская, 61 — Министерство культуры РФ. № 7810071000 // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено

Памятники за пределами России

  • Памятник на территории университетского городка в Марбурге (Германия). Установлен в 2012. Бронза, высота 2 метра, изображает юного учёного, в его руке — уменьшенная копия главного здания МГУ. Скульптор Андрей Орлов.[132]

Память Ломоносова

Основная статья: Объекты, названные в честь Михаила Ломоносова

В честь Ломоносова названы различные научные и учебные заведения, город в составе Санкт-Петербурга, а также многочисленные улицы, ряд сёл и районов, космические объекты (два кратера и астероид), хребет, полуостров и течение. В 1950 году в его честь В. И. Герасимовским был назван открытый им новый минерал ломоносовит[133].

В филателии

1925 год

1945 год

1949 год

1955 год

1956 год

1961 год

1961 год

1961 год

1986 год

2011 год

В нумизматике

1992 год. Первая памятная монета ЦБ РФ номиналом 100 рублей. Золото.

2005 год, 3 рубля, серебро. 250-летие основания МГУ.

2011 год, 2 рубля, серебро. К 300-летию со дня рождения.

Кроме того, 19 ноября 1986, к 275-летию со дня рождения М. В. Ломоносова, Госбанк СССР выпустил памятную монету номиналом 1 рубль из медно-никелевого сплава.

В кино

См. также

Михаил Васильевич Ломоносов

 

Примечания

  1. Бумага, гравюра резцом. Э. Фессар и К. А. Вортман. 1757 г. Из изд.: Ломоносов М.В. Собрание разных сочинений в стихах и прозе господина коллежского советника и профессора Михаила Ломоносова / 2-е изд. с добавлениями. — М., 1757. — Т. 1. Стихи под портретом предположительно принадлежат Н. Н. Поповскому. Источник: Каталог художественных произведений с изображениями Михаила Васильевича Ломоносова из собрания Московского университета / Сост. Е. В. Зименко, Г. А. Широкова. Под ред. А. П. Лободанова. — М.: Издательство Московского университета, 2011. — 88 с.
  2. О разночтениях — смотри примечания ниже
  3. Большинство источников указывает именно эту дату, однако наблюдаются некоторые расхождения даже в отношении года рождения учёного; вероятно, одной из причин тому явилась ошибка, допущенная ещё Якобом Штелином, записавшим, что «на семнадцатом году ушёл он тайно из отцовского дома, вслед за обозом с рыбою, …догнал его на другой день, в 80 верстах от своей деревни», на эту неточность в возрасте М. В. Ломоносова указывает ещё Николай Алексеевич Любимов в своём труде; дав следующее разъяснение, со ссылкой на сведения академика Н. Я. Озерецковского: «За просрочку данного ему Михайлу Васильевичу 1730 года паспорта и не явившегося на срок, приказом тогдашнего ревизора Лермантова показан он в бегах, того ради из подушного оклада и выключен (отсюда и следует, что Ломоносов оставил родину на двадцатом, а не на семнадцатом году, как пишет Штелин. Это согласно и с показаниями самого Ломоносова)».— В известном историкам документе говорится: «Рождением-де он, Михайло, Архангельской губернии, Двинского уезда, дворцовой Куростровской деревни крестьянина Василья Дорофеева сын, и тот-де его отец и поныне в той деревне обретается и положен в подушный оклад (то есть вольный государственный крестьянин — S. L.)… А в прошлом 730-м году декабря в 9-м числе с позволения оного отца его отбыл он, Ломоносов, в Москву, о чём дан был ему пашпорт (который утратил он своим небрежением) из Холмогорской воеводской канцелярии за рукою бывшего тогда воеводы Григорья Воробьёва, и с тем-де пашпортом пришёл он в Москву» («Показание о своём происхождении, данное при допросе в Московской Синодального правления канцелярии», 4 сентября 1734 — ЦГДА, ф. Московской Синодальной конторы, № 245, лл. 16—17); В некоторых источниках приводится место рождения — деревня Денисовка, например, в той же книге Н. А. Любимова сказано: «в семидесяти верстах от Архангельска, в виду Холмогор, в Куростровской волости, в деревне Денисовской, Болото тож»; согласно А. А. Морозову «…родился в деревне Мишанинской — около середины XVIII века она слилась с деревней Денисовкой, которая и стала ошибочно считаться его родиной» — Морозов А. А. Родина Ломоносова. Архангельск: Северо-Западное книжное издательсство. 1975. А. И. Андреев на основании исторических данных, в том числе свидетельств самого Ломоносова, делает вывод о том, что Ломоносов родился в период с марта по 4 сентября 1711 г. (Андреев А. И. О дате рождения Ломоносова // Ломоносов. Сборник статей и материалов. Т. 3. М.-Л.: 1951. стр. 364—369).
  4. Любимов Н. Жизнь и труды Ломоносова. Часть первая. Москва. Университетская типография (Катков и К°), на Страстном бульваре. 1872
  5. Михаил Васильевич Ломоносов. Избранные произведения в 2-х томах. — М.: Наука, 1986.
  6. Погодин С. А. Ломоносов и химия XVIII века. // Вопросы естествознания и техники, 1962, выпуск 12>
  7. Волков В. В., Вонский Е. В., Кузнецова Г. И. Выдающиеся химики мира. — М.: «Высшая школа», 1991. — ISBN 5-06-001568-8
  8. Об этом говорит и Л. Эйлер — смотри в разделе «Физическая химия»
  9. Теоретические исследования М. В. Ломоносова по химии.— Фигуровский Н. А. Очерк общей истории химии. От древнейших времён до начала XIX века. М,: Издательство Наука, 1969
  10. Материалы для биографии Ломоносова. Собраны экстраординарным академиком Билярским. Санкт-Петербург. В типографии Императорской Академии Наук. 1865
  11. История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том первый. Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1870
  12. История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том второй. Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1873
  13. Относительно этой даты имеются также несущественные разночтения: в уже упомянутом документе иная — 9 декабря 1730 года («Показание о своём происхождении, данное при допросе в Московской Синодального правления канцелярии» 4 сентября 1734 — ЦГАДА, ф. Московской Синодальной конторы, № 245, лл 16—17); что касается отсутствия единого мнения о самовольном или «дозволенном отцом» уходе, естественно, в официальном документе первый вариант не мог быть указан, и остаётся только верить сведениям самого М. В. Ломоносова о его бегстве; но косвенно документ, воспроизводимый Н. А. Любимовым («в бегах»), это подтверждает. Однако выданный Холмогорской воеводской канцелярией паспорт косвенно же противоречит версии о «бегстве» — документ-то этот выдавался как и сейчас, совершеннолетнему — самостоятельному человеку.
  14. Мнение о том, что М. В. Ломоносов учился в Киево-Могилянской академии подвергнуто многими исследователями[кем?] большому сомнению, мало того, даже факт его присутствия там отрицается некоторыми авторами[какими?].
  15. Марбургский государственный архив, отделение «Марбургская родословная книга», т. III, L.
  16. М. И. Сухомлинов. Ломоносов — студент Марбургского университета. «Русский вестник», т. 31, № 1, СПб., 1861, стр. 163
  17. Верёвкин М. И. Жизнь покойного Михайла Васильевича Ломоносова. М. В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1962
  18. Марбургский государственный архив, Марбургская родословная книга, т. 14, № 20569
  19. П. П. Пекарский. История Академии наук. Т. II. СПб.: 1873. С. 671.
  20. Летопись жизни и творчества М. В. Ломоносова.— М. Л.: Издательство АН СССР, 1961
  21. Вернадский. Ломоносовский сборник. II. С. 144.
  22. Лебедев Е. Н. Ломоносов. — М.: Молодая гвардия. 1990. — Жизнь замечательных людей. Вып. 705
  23. Ломоносов Михаил Васильевич
  24. Артеменко Т. Н. К вопросу об изучении традиций древнерусского красноречия в литературном творчестве М. В. Ломоносова //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2001. № 4(6). С. 82-92
  25. Ломоносов — студентам XXI века
  26. Верёвкин М. И. Жизнь покойного Михайла Васильевича Ломоносова / Публ. и примеч. Г. Е. Павловой / М. В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. — М.-Л.: Издат. Акад. наук СССР, 1962
  27. Женщины Ломоносова
  28. ЛИЧНАЯ СУДЬБА М. В. ЛОМОНОСОВА
  29. ЗА ГРАНИЦЕЙ
  30. Путешествие по Европе
  31. Ломоносов — первый профессор химии в России
  32. Усть-Рудица
  33. В Усть-Рудицу, в гости к Ломоносову. Санкт-Петербургский Университет, № 10, 2008
  34. Ломоносов Михаил Васильевич Письмо к И. И. Шувалову от 6 августа 1753 года [1]
  35. Ломоносовские корни русской науки
  36. В 1971 г. библиотека и архив Ломоносова были найдены в Хельсинкском университете, куда они попали в 1832 г. в составе книжного собрания Орлова. Состав библиотеки приводится в книге: Кулябко Е.С., Бешенковский Е.Б. Судьба библиотеки и архива М.В.Ломоносова. — Л.: Наука, 1975. Ранее примерный состав библиотеки был известен только по косвенным данным; тематические списки приводятся в книге: Коровин Г.М. Библиотека Ломоносова. Материалы для характеристики литературы, использованной Ломоносовым в его трудах и каталог его личной библиотеки. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961.
  37. Белявский М.Т. Ломоносов и основание Московского университета / Под ред. М.Н.Тихомирова. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955. — С. 20. — 311 с.
  38. Михаил Ломоносов
  39. «…Канцлер граф Воронцов, высоко уважая его заслуги отечеству, захотел воздвигнуть ему памятник из благородного мрамора и поставить на могиле в невском монастыре; он поручил статскому советнику Штелину сочинить подписи и рисунок к нему в флорентинском размере. То и другое было отослано графом в Ливорно, и на следующий год получен был памятник из каррарского мрамора, сделанный совершенно по рисунку в том виде. как он теперь находится на кладбище вышеупомянутого монастыря» — История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том второй. Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1873
  40. Поскольку принадлежали М. Ломоносов и Е.-Х. Цильх к разным вероисповеданиям, брак мог быть оформлен только в виде «записи акта гражданского состояния», что и отражает документ «Марбургской родословной книги». Относительно венчания, состоявшегося позднее, то к тому времени, по всей видимости. Елизавета-Христина приняла православие.
  41. Сборник материалов для истории Академии наук, изд. г. А. Куником, стр. 401; Сборник «Ломоносов», т. IV, стр. 310
  42. Потомки М. В. Ломоносова (до 8-го колена, фрагмент поколенной росписи) — сайт «Былое России»
  43. Telum imbelle, sine ictu (лат. Копьё невоинственное, без удара — слова вергилиевской «Энеиды», II, 544) — по родословной традиции оглашал герольд над могилой последнего представителя фамилии, ломая шпагу — род пресёкся…; но, в данном случае, речь идёт только о линии М. В. Ломоносова, а ныне живут и здравствуют представители других линий происходящего из поморов рода Ломоносовых.
  44. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в девятнадцати томах (23 книгах). М.: Воскресенье 1994г
  45. Фигуровский Н. А. Очерк общей истории химии. От древнейших времён до начала XIX в. — М.: Наука, 1969
  46. Качалов Н. Н. Стекло. М.: Издательство АН СССР. 1959
  47. Лекции профессоров В. В. Докучаева и А. Ф. Фортунатова. Экономическое бюро Полтавского губернского земства. 1901
  48. Ломоносов М. В. Meditationes de caloris et frigoris causa auctore Michaele Lomonosow = Размышления о причине теплоты и холода Михайла Ломоносова / Пер. Б. Н. Меншуткина // Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений / АН СССР. — М.; Л., 1950—1983. — Т. 2: Труды по физике и химии, 1747—1752 гг. — М.; Л.: АН СССР, 1951
  49. М. В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников // Изд. АН СССР, 1962.
  50. англ. A mathematician may say anything he pleases, but a physicist must be at least partially sane — R. B. Lindsay. On the Relation of Mathematics and Physics, The Scientific Monthly, Dec 1944, 59, 456
  51. В латинском тексте письма говорится о сохранении движения — в русском переводе речь идёт о сохранении силы.
  52. В письме М. В. Ломоносов впервые объединяет в одной формулировке законы сохранения материи и движения и называет это «всеобщим естественным законом».
  53. Н. Корр. Geschichte der Chemie. Bd. I. Braunschweig, 1843, S. 232
  54. Материалы для биографии Ломоносова. СПб. 1863. С. 111, 163, 187
  55. Михаил Васильевич Ломоносов. 275 лет со дня рождения. Разрезной фотоальбом. М.: Планета. 1986
  56. Причём весь этот огромный труд учёному пришлось проделать в полном одиночестве — «лаборатора» ему дали после многочисленных обращений на сей предмет; Шумахер сопроводил удовлетворение этого требования такими словами: «…хотя бы г. профессор Ломоносов и никаких других дел, кроме химических, не имел, однако необходимо надобен ему лаборатор или такой человек, который с огнём обходиться умеет, понеже профессор сам того ещё не знает, да и упражняясь в теории, столь скоро тому не научится. Ежели ему такой человек придан не будет, то он больше сосудов испортит и больше материалов потратит, нежели столько жалованья приданный ему человек получит, и ничего особливого не сделает»
  57. Будилович А. С. Ломоносов как натуралист и филолог. СПб. 1869
  58. V.Shiltsev, «The 1761 discovery of Venus’ atmosphere: Lomonosov and others», Journal of Astronomical History and Heritage, 17(1), 85-112 (2014) http://www.narit.or.th/en/files/2014JAHHvol17/2014JAHH…17…85S.pdf
  59. «Явление Венеры на Солнце, наблюдённое н Санктпетербургской Императорской Академии Наук Майя 26 дня 1761 года» — ФЭБ
  60. «Прибавление» к «Явлению Венеры» — ФЭБ
  61. Известный русский астроном Д. М. Перевощиков пишет: «…Ломоносов весьма основательно объяснил… [ободок] существованием атмосферы около Венеры. спустя тридцать лет после небольшой полемики между Шретером и Гершелем эти знаменитые астрономы согласились с существованием атмосферы около Венеры, что ещё позже подтвердил Арго. Итак, Ломоносову принадлежит честь первого открытия атмосферы около Венеры» — Перевощиков Д. М. Труды Ломоносова по физике и физической географии. — Радуга, кн. 4, 1865, с. 59—73 и 176—201.
  62. Smith A. An early physical chemist — M. W. Lomonosoff. — J. Amer. chem. Society, 1912, vol. 34, № 2, p. 119
  63. В преддверии прохождения Венеры по диску Солнца в 2012 году, два американских астронома выразили скепсис относительно того, что М. В. Ломоносов мог обнаружить атмосферу Венеры в 1761 году с помощью имевшегося в его распоряжении оборудования. Чтобы положить конец сомнениям, группа астрономов-любителей организовала наблюдение прохождения Венеры по диску Солнца 5—6 июня 2012 с помощью телескопов рефракторов XVIII века и подтвердили, что атмосфера могла быть открыта М. В. Ломоносовым. Детальная реконструкция открытия показала адекватность его телескопа (одного из первых двух-линзовых ахроматов-рефракторов Доллонда) и особенную важность следования рецептам М. В. Ломоносова — а именно, использование предельно слабых солнечных фильтров и ведения наблюдения методами, повышающими чувствительность глаза. (Pasachoff, Jay (2012). «Lomonosov, the Discovery of Venus’s Atmosphere, and Eighteenth-century Transits of Venus». Journal of Astronomical History and Heritage 15. Bibcode2012JAHH…15….3P.; A. Koukarine, et al, «Experimental Reconstruction of Lomonosov’s Discovery of Venus’s Atmosphere with Antique Refractors During the 2012 Transit of Venus» (2012); Шильцев В., Нестеренко И. «Фортуну вижу я в тебе или Венеру…» // Наука из первых рук 3(45)2012}
  64. Лебедев Е. Михайло Васильевич Ломоносов. Ростов на Дону, Феникс, 1997, с.297
  65. Гуриков В. Совместные работы М. В. Ломоносова и шлифовальных дел мастера И. И. Беляева.
  66. В 1772 году конструкция аналогичного прибора была предложена немецким математиком, физиком и астрономом И. Г. Ламбертом, а через 30 лет, в 1803 году зрительную трубу для ночных наблюдений описал французский астроном Ж. де Лаланд — оба считали себя авторами изобретения
  67. Билык В.Я. Прибор Ломоносова для исследования жидкостей // Ломоносов М.В. Сборник статей и материалов. — М.-Л.: Издательство АН СССР, 1960. — Т. 4. — С. 70-82.
  68. Традиция предписывала академические сообщения делать исключительно на латинском языке.
  69. «Изъяснения» явились ответом на замечания академиков А. Н. Гиршова, Н. И. Попова и И. А. Брауна.
  70. Первые шаги к открытию сверхпроводимости. К 250-летию открытия замерзания ртути. — electrik.info
  71. «Конструктивная схема машины в деталях неизвестна, но судя по приведённым описаниям, она аналогична схеме соосного вертолёта» (Шавров В.Б. История конструкций самолетов в СССР до 1938 года. — М.: Машиностроение, 1978. — С. 8. — 576 с.).
  72. Работы М. В. Ломоносова в области создания летательного аппарата тяжелее воздуха (на сайте «Ероплан»)
  73. Вертолёты (Der Beginn — Die Hubschrauber — Seite)
  74. Ломоносов «Аэродинамика» (Lomonosov «Aerodynamic» — All the World’s Rotorcraft)
  75. Цитаты из А. С. Билярского даны по книге «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.». Сборник документов. Под общей редакцией В. А. Попова. М.: Государственное издательство оборонной промышленности. 1956
  76. «Всё, что известно об этом изобретении Ломоносова, заключено в скупых строках протокола Академического собрания» (Фигуровский Н.А. Труды М.В.Ломоносова по физике и химии // Ломоносов М.В. Избранные труды по химии и физике. — М.: Издательство АН СССР, 1961. — С. 456.).
  77. «Подлинный рисунок машины, выполненный в своё время Ломоносовым, не обнаружен; рисунок же, приводившийся неоднократно в различных книгах, сделан уже в наше время» (Шавров, История, там же).
  78. Михаил Васильевич Ломоносов. Избранные произведения. В двух томах. История. Филология. Поэзия. Т. 2. — М.: Наука. 1986
  79. Евтюхин В. Б. «Российская Грамматика» М. В. Ломоносова
  80. Грацианский П. С. Политическая и правовая мысль России второй половины XVIII в. М.: Наука 1984
  81. Мартысевич И. Д. Вопросы государства и права в трудах М. В. Ломоносова. М.: Издательство Московского университета 1961
  82. М. В. Ломоносов пишет: «Итак, народ славенопольский по справедливости называет себя сарматским; и я с Кромером согласно заключить не обинуюсь, что славяне и венды вообще суть древние сарматы… Плиний о сарматах гинекократуменах, то есть жёнами обладаемых, упоминает, супружество с амазонами имеющих; также и о сарматских амазонах. Посему они были славенского племени… Имена аорси и роксане или россане у Страбона точное единство россов и аланов утверждают, к чему достоверность умножается, что они обои славенского поколения были, затем что сарматам единоплеменными от древних писателей засвидетельствованы и потому с варягами-россами одного корене.» — Ломоносов М. В. Древняя российская история… // Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений / АН СССР. — М.; Л., 1950—1983. С. 174, 180, 181, 209
  83. Окружное послание св. Фотия, Патриарха Константинопольского (867 г.)
  84. Ломоносов М. В. Древняя российская история… // Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений / АН СССР. — М.; Л., 1950—1983.[2]
  85. Ломоносов М. Древняя Российская история
  86. Ломоносов М. Краткий российский летописец с родословием
  87. Вознесенский А. В. Неизвестный вариант издания «Древней российской истории» М. В. Ломоносова. ХVI, 215—218 / XVIII век. Сборник 16. Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века. Л., «Наука», Ленинградское отделение. 1989
  88. Коджаспирова Г. М. История образования и педагогической мысли: таблицы, схемы, опорные конспекты.- М.,2003.- С. 100.
  89. Статья, не имеющая в автографе заглавия, в издании П. В. Анненкова с1855 года условно именована как «Мысли на дороге» — так во всех издания до 1933 года, когда новым, столь же условным, но в большей степени отражающим замысел и содержание, заглавием стало «Путешествие из Москвы в Петербург» — Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в девятнадцати томах (23 книгах). М.: Воскресенье 1994
  90. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Вольность. СПб: Наука. 1992 ISBN 5-02-027927-7
  91. Осипа Мандельштама «Камень» (декабрь 1915 — на титуле: Петроград. 1916)
  92. Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Т. 1—5. А—С. М.: Советская энциклопедия — Большая Российская энциклопедия — . 1989—2007
  93. Серков А. И. Русское масонство. 1731—2000. М. РОСПЭН. 2001 ISBN 5-8243-0240-5
  94. Л. А. Мусорина. Расхождения с оригиналом в переводах XXX оды Горация, выполненных с академической целью. (Наука. Университет. 2001 — Новосибирск, 2001)
  95. В. Е. Ронкин. Предыстория «Памятника»
  96. Переводы XXX оды Горация в коллекции Г. М. Севера
  97. Л. В. Омелько. Поэтическое мышление М. В. Ломоносова («Разговор с Анакреоном»). — Вестник Новгородского государственного университета. 1998, № 4
  98. Лев Успенский. Слово о словах. — Л.: Лениздат. 1962
  99. Немецкий физик И. Х. Арнольд в 1754 году в Эрнлангенском университете защитил диссертацию — «опровержение» молекуляярно-кинетической теории теплоты М. С. Ломоносова с позиций господствовавших «полуалхимических» теорий. Более всего последний был раздосадован безграмотной критикой в рецензии А. Г. Кестнера, опубликованной в лейпцигском журнале «Commentarii de rebus in scientia naturali et medicina gestis» (1752, t. 1, pl. 2) — учёный решил публично ответить на эту и на другие рецензии в немецких журналах; статья была одобрена Академией и впервые напечатана при содействии Л. Эйлера И. Г. С. Формеем во второй книжке амстердамского журнала «Nouvelle Bibliothèque, ou l’historie littéraire de l’Allemagne, de la Suisse et des pays de Nord» (апрель—июль 1755)
  100. «Гимн бороде» — ФЭБ
  101. Комментарии к «Гимну бороде» — Стихотворение 227, ФЭБ
  102. «Гимн бороде» следует рассматривать в контексте общеевропейской литературной традиции: например, у католиков вопрос «о бородах» духовенства имеет куда как более долгую и много более сложную, чем в России, историю — ФЭБ)
  103. История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том второй. — Санкт-Петербург.: Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. 1873. С. 603—608.
  104. О страх! о ужас! гром! ты дёрнул за штаны… — Стихотворение 228, ФЭБ
  105. ФЭБ: Примечания: Ломоносов. ПСС. Т. 8. — 1959 (текст)
  106. История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том второй. — Санкт-Петербург.: Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. 1873. С. 605—606
  107. Впервые напечатано с большими цензурными ограничениями в 1819 году в «Журнале древней и новой словесности», рукопись не сохранилась.
  108. О сохранении и размножении российского народа. — ФЭБ
  109. Примечания: О сохранении и размножении российского народа. — ФЭБ
  110. Записки Якоба Штелина. Об изящных искусствах в России. В 2-х томах. Составление, перевод с немецкого, вступительная статья, предисловия к разделам и примечания К. В. Малиновского, — Том I. М.: Искусство. 1990
  111. Как сказано выше, М. В. Ломоносов начал свои химические опыты по производству цветных стёкол в конце 1748 годаа
  112. Он закончил «Богоматерь» с оригинала Ф. Солимены в сентябре 1752 года — Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 9. М.—Л. 1955
  113. В «Замечании» Якоба Штелина сказано: «Так как он сам не учился ни рисовать ни присать красками, то он употребляет для этой работы двух академических учеников-живописцев, которые до сих пор выполняют всё лучше и лучше. Одного зовут Матвей Васильев, ит он исполнил до сих пор всё лучшее, а другого — Шалауров (неточность Я. Штелина — вторым учеником был, как указано выше, Е. Т. Мельников, а Яков Прохорович Шалауров был взят в ученики-мозаичисты позже — в 1761 году) , оба ученики покойного Гриммеля. Затем он продолжил эту работу и сделал портрет Петра I с картины Каравака, всё ещё очень жёстко и резко в светах и и тенях. Также скопировал плачущего апостола Петра (В. К. Макаров указывает, что оригиналом служила картина Гвидо Рени «Вознесение Богоматери» церкви Сант-Амброджо в Генуе — Макаров В. К. Художественное наследие М. В. Ломоносова. Мозаики. М.—Л., 1950). Он сам совсем не может рисовать, а поручает рисовать или делает через слюду».
  114. Макаров В. К. Художественное наследие М. В. Ломоносова. Мозаики. М.—Л., 1950
  115. Я. Штелин пишет: «Все художники и знатоки смеялись над его выдумкой и жалели церковь, если она будет выложена стеклом», но Сенат в 1761 году принял второй, сокращённый, проект М. В. Ломоносова.
  116. Первоначально, показанные Собранию Академии художеств [при Академии наук] мозаичные «инвенции» М. В. Ломоносова для стен крепостной церкви предполагали — в нижней части «Важнейшие деяния Петра Великого», над каждой из картин, которые их изображали, должен был находиться связанный с ней по смыслу библейский сюжет, например, над «Закладкой города Петербурга, Кронштадта и увеселительного дворца Перегоф» — «Преображение Христа и слова апостола Петра: „Сотворим зде три сени“; над „Постройкой Русского флота“ — „Закидывание невода Петром“ и слова Христа „Поступи во глубину“ и так далее. Дабы не провоцировать ссоры никто из участвовавших в собрании не смел что-либо сказать, но лишь „инвентор“ вышел за дверь, „начался общий хохот и вздохи“» — Записки Якоба Штелина. Об изящных искусствах в России. В 2-х томах. — Том I. М.: Искусство. 1990
  117. Это указание Я. Штелина — единственное свидетельство петербургского обучения и происхождения Л. З. Кристинека (1732—1792), опровергающее версию о его приезде в Россию в 1763 году
  118. Штелин просил его ради собственной чести не начинать мозаичную работу…, обещал ему добыть для этого из Италии приличного исторического живописца, который напишет ему эту и все другие картины из Истории Петра Великого… Но он хотел сохранить деньги в кошельке и довольствоваться своей жалкой картиной. Однажды он пригласил Штелина, Валериани и Градацци для осмотра своей большой картины, хвастался ею по непониманию и не хотел слушать ничего против. Валериани ушёл со вздохом: «О Боже! Какое безрассудство желать делать мозаику с такой…»
  119. О критериях в оценке достоинств мозаики говорит, например, такое замечание Я. Штелина: «Перед отъездом Двора в Москву в 1767 году граф Александр Сергеевич Строганов дал из своей отличной картинной галереи необыкновенный оригинал — голову [старика] Рубенса бывшему ученику Ломоносова Мат. [вею] Васильеву. Этот под надзором русского живописца Ивана Бельского сделал столь превосходную мозаику, что на расстоянии нескольких шагов её принимали за оригинал».
  120. Архив Академии Наук, ф. 20, оп. 1, № 3, лл. 274—277 — Оригинал на латинском языке; первая публикация латинского текста — Академическое издательство, т. VI, стр. 255—259; русский перевод — Будилович А. С. Ломоносов как натуралист и филолог. Санкт-Петербург, 1869, стр. 58—60
  121. В 1961 году эта работа была переведена на немецкий язык и опубликована в книге Ausgewählte Schriften, Bd. 2, S. 262—268
  122. Рассуждение о большей точности морского пути
  123. Первая публикация — Санкт-Петербург,1869
  124. Карпеев Э. П. // Ломоносов: Краткий энциклопедический словарь. СПб.: Наука, 2000. c. 94−99)
  125. Ломоносовский Фонд. Задачи и структура деятельности
  126. Капица П.Л. Ломоносов и мировая наука // Эксперимент, теория, практика. Статьи и выступления. — М.: Наука, 1977. — С. 256..
  127. ОР ГПБ, ф. 871, ед. хр. 90, л. 3. Перевод с латинского языка выполнен по просьбе авторов Я. М. Боровским — цитируется по книге «Записки Якоба Штелина. Об изящных искусствах в России». В 2-х томах. — Том I. М.: Искусство. 1990
  128. Сборник материалов для истории Академии наук, изд. г. А. Куником, II, 386, 387; 404, 405 — цитируется по источнику: История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том второй. Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1873
  129. Назывался так по имени его первого владельца генерала Г. И. Бона. Сначала Ломоносов занимал квартиру из двух комнат, а позднее из пяти. На прилегающем к дому участке для Ломоносова была построена химическая лаборатория. — Бонов дом // Ломоносов . Краткий энциклопедический словарь. С. 26
  130. Участок ограничен с юга домом № 61 по Большой Морской и домом № 16/18 по Почтамтской улице с севера
  131. В разделе использована книга Георгия Александровича Лихоткина «Ломоносов в Петербурге» — Л.: Лниздат. 1981
  132. Газета «Книжное обозрение», № 22, 2012
  133. Герасимовский В.И. Ломоносовит — новый минерал // Доклады Академии Наук СССР. — 1950. — Т. LXX. — № 1. — С. 83-86.
  134. [на сайте 1 канала http://www.1tv.ru/documentary/fi=2886]

Издания

  1. Ломоносов М. Краткое руководство к красноречию. — Кн. 1: В коей содержится Риторика… — СПб.: Имп. Акад. наук, 1748. — 327 с.
  2. Ломоносов М. Риторика. — СПб.: 1748.
  3. Ломоносов М. Российская грамматика. — СПб.: Имп. Акад. наук, 1755. — 214 с.
  4. Ломоносов М. Собрание разных сочинений в стихах и прозе. — СПб.: Имп. Акад. наук, 1751.
  5. Ломоносов М. Собрание разных сочинений в стихах и прозе. — 2-е изд. с прибавл. — М.: Имп. Моск. ун-т, 1757—1759.
  6. Ломоносов М. Собрание разных сочинений в стихах и прозе. — СПб.: Имп. Акад наук, 1768.
  7. Ломоносов М. Краткое начертание римских и российских прав. — М, 1777.
  8. Ломоносов М. Краткий российский летописец с родословием. -СПб, 1760
  9. Ломоносов Михаил Васильевич «Письмо И. И. Шувалову от 1.11.1761 года» // Беседы в Обществе любителей Российской словесности. Вып. 3. — М. 1871. С. 72-86. (Формат pdf).
  10. Ломоносов М. В. Сочинения: [В 8 т.]. — СПб.; М.; Л., 1891—1948.
  11. Ломоносов М. В. Первые основания металлургии или рудных дел. — СПб, 1763.
  12. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений Михайла Васильевича Ломоносова, с приобщением жизни сочинителя и с прибавлением многих его нигде ещё не напечатанных творений — СПб, 1803—1804.
  13. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений: В 10 т. — М., Л.: Изд-во АН СССР, 1950—1959. Т. 11. М., Л.: Наука, 1983.
  14. Ломоносов М. В. Избранные философские произведения — М.: Госполитиздат, 1950
  15. Ломоносов М. В. Избранная проза. М.: Советская Россия, 1986.
  16. Ломоносов М. В. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1986.
  17. Михайло Ломоносов, Древняя Российская история от начала Российского народа до кончины великого князя Ярослава I, М. В. Ломоносов, Полное Собрание Сочинений, т.6, Издательство Академии Наук СССР, Москва, Ленинград, 1952
  18. Ломоносов М. В. Древняя российская история от начала российского народа до кончины Великого Князя Ярослава Первого или до 1054 года. — СПб, 1766.
  19. Ломоносов М. В. О воспитании и образовании [Текст] : [Сборник] / М. В. Ломоносов; сост. Т. С. Буторина; АПН СССР. — М.: Педагогика, 1991. — 339, [4] с.
  20. Ломоносов М. В. Российская грамматика Михаила Ломоносова [Текст] / М. В. Ломоносов. — 5-м тиснением. — СПб. : Акад. наук, 1788. — 214 с.
  21. Ломоносов М. В. О сохранении русского народа / Сост., отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2011. — 848 с., ISBN 978-5-902725-88-6

Научные издания. Публикации документов

  1. Материалы для биографии Ломоносова. Собраны экстраординарным академиком Билярским. Санкт-Петербург. В типографии Императорской Академии Наук. 1865
  2. История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том первый. Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1870
  3. История Императорской Академии Наук в Петербурге Петра Пекарского. Том второй. Издание отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1873
  4. Шевырёв С. П. История Императорского Московского университета, написанная к столетнему юбилею. 1775—1785. — Репринтное издание. — М.: Издательство Московского университета. 1998 ISBN 5-211-03884-3
  5. Любимов Н. Жизнь и труды Ломоносова. Часть первая. Москва. Университетская типография (Катков и К°), на Страстном бульваре. 1872
  6. Записки Якоба Штелина. Об изящных искусствах в России. В 2-х томах. — Том I. М.: Искусство. 1990 — О живописи в России; О мозаике; Академия трёх знатнейших художеств; Об архитектуре; Искусство фейерверков; О медальерном искусстве; Письма Якоба Штелина. ISBN 5-210-00122-9 (т. I) (рус.) ISBN 5-210-00147-4
  7. Будилович А. С. Ломоносов как натуралист и филолог. СПб. 1869
  8. Русская Виртуальная Библиотека. Михаил Васильевич Ломоносов.
  9. Летопись жизни и творчества М. В. Ломоносова. М.; Л.: Наука, 1961.
  10. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. Л.: Изд-во АН СССР, 1962.
  11. Ломоносов: Краткий энциклопедический словарь / Рос. акад. наук; Музей М. В. Ломоносова; Ред.-сост. Э. П. Карпеев. — СПб.: Наука, 1999.
  12. Ломоносов: сборник статей и материалов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 19401961. Т. I—V; М.; Л.: Наука, 19651991. — Т. VI—IX.
  13. Рукописи Ломоносова в Академии наук СССР: Научное описание / АН СССР; Сост. Л. Б. Модзалевский; Под ред. Г. А. Князева. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. — 404 с — (Акад. наук СССР. Труды Архива; Вып. 3).
  14. Биографии великих химиков. Редактор К. Хайниг. М.: Мир. 1981 — Перевод немецкого издания: Biographien bedeutender. Eine Sammlung von Biographien. Von eine autorenkollektiv, herausgegeben von dr. Karl Heinig. 4 auflage. Volk und Wissen Volkseigenen Verlag. Berlin. 1977
  15. Меншуткин Б. Н. Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947
  16. Меншуткин Б. Н. Ломоносов, Михаил Васильевич // Русский биографический словарь : в 25-ти томах. — СПб.—М., 1896—1918.
  17. Меншуткин Б. Н. М. В. Ломоносов. М.; Л.: ГИЗ, 1925.
  18. Кудрявцев Б. Б. Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765: Его жизнь и деятельность. — Изд. 2-е. — М.: Гостехиздат, 1950. — 112 с. — (Люди русской науки). (1-е изд. — 1949)
  19. Кудрявцев Б. Б. М. В. Ломоносов. — М.: Учпедгиз, 1955. — 128 с. — (Классики физики).
  20. Павлова Г. Е., Фёдоров А. С. Михаил Васильевич Ломоносов. М.: Наука, 1986
  21. Серман И. З. Неизданный конспект М. В. Ломоносова «Трактата о возвышенном» Псевдо-Лонгина в переводе Н. Буало // XVIII век. — СПб., 2002. — Сб. 22 . — С. 333—346.
  22. Сидоров Н. И. Из истории мозаических составов М. В. Ломоносова // Известия Академии наук СССР. VII серия. Отделение физико-математических наук, 1930, № 7, C. 679—706
  23. Павлов А. П. Значение Ломоносова в истории почвоведения. — Почвоведение, 1912.
  24. Качалов Н. Н. Стекло. М.: Издательство АН СССР. 1959
  25. Каталог художественных произведений с изображениями Михаила Васильевича Ломоносова из собрания Московского университета // Сост. Е. В. Зименко, Г. А. Широкова. Под. ред. А. П. Лободанова. — М.: Издательство МГУ, 2011. — 88 с.; ил.
  26. 275 лет Санкт-Петербургскому государственному университету. Летопись 1724—1999. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999 ISBN 5-288-02146-5
  27. Кусов В. С. Неоконченные работы М. В. Ломоносова по картографированию России // Вестник Моск. ун-та. География, 1989. № 1. С. 37—44.
  28. Главное здание Академии Наук в Санкт-Петербурге (историческая справка). К 250-летию Российской Академии наук. Санкт-Петербург: Европейский Дом. 1999 ISBN 5-8015-0024-3
  29. М. В. Ломоносов и елизаветинское время / Авт.-сост. Н. Ю. Гусева. — СПб.: Изд-во Государственного Эрмитажа, 2011. — 596 с., ил., 1500 экз., ISBN 978-5-93572-417-7
  30. Абрамзон Т. «Ломоносовский текст» русской культуры: Избранные страницы. — М.: ОГИ, 2011. — 240 с., 100 экз., ISBN 978-5-94282-652-9
  31. Фомин В. В. Ломоносов: Гений русской истории / Рецензенты: член-корр. РАН А. Н. Сахаров, д-р ист. наук М. Г. Вандалковская, д-р ист. наук С. В. Перевезенцев; Институт российской истории РАН. — М.: Русская панорама, 2006. — 464 с. — 1000 экз. — ISBN 5-93165-133-0. (в пер.)
  32. Слово о Ломоносове / Cост. и отв. ред. В. В. Фомин. — М.: Русская панорама, 2012. — 576 с. — (Изгнание норманов из русской истории; Вып. 3). — 800 экз. — ISBN 978-5-93165-283-2. (в пер.)

Художественная литература. Беллетризированная биографика. Публицистика

  1. Лебедев Е. Н. М. В. Ломоносов. М., 1990. 2-е изд. Ростов-на-Дону, 1997. — (Жизнь замечательных людей).
  2. Ломоносов и российская культура. Северодвинск, 1996.
  3. Морозов А. А. Михаил Васильевич Ломоносов. М.: Молодая гвардия. 1965
  4. Морозов А. А. Юность Ломоносова. Архангельск, 1953
  5. Морозов А. А. М. В. Ломоносов: Путь к зрелости. Л.: Издательство АН СССР, 1961
  6. Морозов А. А. Родина Ломоносова. Архангельск: Сев.-Зап.кн. изд-во, 1975
  7. Павлов А. П. Ломоносов как геолог. М.: 1912.
  8. Михайло Ломоносов: Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. Стихи и проза о нём / Сост. Г. Е. Павлова, А. С. Орлов. М.: Современник, 1989.
  9. М. В. Ломоносов. 1711−1765. Архангельск, 1961.
  10. Слово о Ломоносове. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во,1986.
  11. Шумилов Н. А. Род Ломоносовых: Поколенная роспись. Архангельск: Правда Севера, 2000.
  12. Чудинов И. А. Богатырь науки и искусства (молодым о М. В. Ломоносове): Учеб. пособие. Архангельск: МИУ, 2001.
  13. Тюличев Д. В. Прижизненные издания литературных произведений и некоторых научных трудов М. В. Ломоносова // Ломоносов: Сб. статей и материалов». Т. VIII. Л.: 1983. (Формат pdf).
  14. Лихоткин Г. А. Ломоносов в Петербурге. — Л.: Лениздат. 1981
  15. Шторм Г. П. Ломоносов, 1933. — 144 с. (Жизнь замечательных людей)
  16. Шубинский В. И. Ломоносов: Всероссийский человек. — М.: Молодая гвардия, 2010. — 471 с. — (Жизнь замечательных людей). — ISBN 978-5-235-03323-8.
  17. Баландин Р. Михаил Ломоносов. М.: Вече, 2011. 352 с.,ил., Серия «Великие исторические персоны», 3000 экз., ISBN 978-5-9533-5333-5
  18. Смагина Г. И. Княгиня и учёный: Е. Р. Дашкова и М. В. Ломоносов (к 300-летию со дня рождения М. В. Ломоносова). СПб.: Росток, 2011. — 416 с., ил., 1000 экз., ISBN 978-5-94668-097-4
  19. Михайлов Г. Архистратиг русской мысли. Общество Памяти Игуменьи Таисии, 2010 г.

ISBN 978-5-91041-040-8

Детская и юношеская литература

  1. Фурманн П. Сын рыбaкa. Михаил Васильевич Ломоносов. Повесть для детей. — СПб: Типография А. Дмитриева. 1851
  2. Фриче В. М. К свету знания. (Михаил Васильевич Ломоносов). Исторический рассказ. // Серия: Книги для детей. — М.: Денница. 1920
  3. Андреев-Кривич С. А. Крестьянский сын Михайло Ломоносов. Повесть. // Школьная библиотека — М.: Детская литература, 1960
  4. Лиры и трубы. Русская поэзия XVIII века. Сборник. // Серия: Школьная библиотека. — М.: Детская литература. 1973
  5. Ломоносов М. В. Избранное. // Серия: Школьная библиотека — М.: Детская литература. 1978
  6. Ломоносов М. В. Стихотворения. // Серия: Школьная библиотека. — М.: Советская Россия. 1981
  7. Ломоносов М. В. Избранное. // Серия: Поэтическая библиотечка школьника. — М.: Детская литература. 1981. 160 с. 100 000 экз.
  8. Тредиаковский В. К., Кантемир А. Д., Ломоносов М. В. и другие. Русские поэты XVIII—XIX веков. Антология. // Библиотека мировой литературы для детей. Т. 6 — М.: Детская литература. 1985
  9. Воскобойников В. М. Когда Михайло Ломоносов был маленьким. Повесть. // Жизнь замечательных детей. Книга первая. — М.: Оникс, 2007
  10. Нечипоренко Ю. Помощник царям: жизнь и творения Михаила Ломоносова. М.: Издательство Московского Университета, 2011. 128 с.,ил., 3000 экз., ISBN 978-5-211-05974-0.

Периодика

  1. Crease, Robert (November 2011). «Mikhail Who?». Physics World.
  2. Shiltsev, Vladimir (November 2011). «Nov. 19, 1711: Birth of Mikhail Lomonosov, Russia’s first modern scientist». APS News 20 (10).
  3. Shiltsev, Vladimir (February 2012). «Mikhail Lomonosov and the dawn of Russian science». Physics Today 65 (2).

Ссылки

Михаил Васильевич Ломоносов в Викицитатнике?
Михаил Васильевич Ломоносов в Викитеке?
Ломоносов, Михаил Васильевич на Викискладе?

Сочинения

 


Геснер, Конрад

by ankniga

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Перейти к: навигация, поиск

Конрад Геснер
Conrad Gesner
Дата рождения: 26 марта 1516({{padleft:1516|4|0}}-{{padleft:3|2|0}}-{{padleft:26|2|0}})
Место рождения: Цюрих
Дата смерти: 13 декабря 1565({{padleft:1565|4|0}}-{{padleft:12|2|0}}-{{padleft:13|2|0}}) (49 лет)
Место смерти: Цюрих
Страна: Швейцария
Альма-матер: Страсбургский университет и Q2495994?
Известен как: автор одной из первых классификаций растений
Конрад Геснер на Викискладе

 

Систематик живой природы
Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «Gesner»

С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается.

3112-1-1 Персональная страница на сайте IPNI

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Гесснер.

Ко́нрад Ге́снер, или Гесснер (нем. Conrad Gesner, а также Konrad Gessner, Konrad Geßner, Conrad Gessner, Conrad Geßner, Conrad von Gesner, Conradus Gesnerus; 1516, Цюрих — 1565, там же) — швейцарский учёный-энциклопедист, одним из первых попытавшийся систематизировать накопленные человечеством сведения о животных и растениях.

Биография

Сын бедного скорняка, который был убит во время Второй каппельской войны в 1531 году. Конрад воспитывался дядей, привившим ему вкус к словесности и ботанике.

Друзья-протестанты, в первую очередь — Генрих Буллингер, помогли юноше получить образование в Цюрихе, Базеле, Страсбурге, Бурже, Париже и Монпелье. Вопреки их советам, в 19 лет женился на девушке из бедной семьи.

В 1537 году 21-летний учёный подготовил дополненную версию греческо-латинского словаря Джованни Крастоне и был избран профессором греческого языка в Лозанне. В 1541 получил степень доктора медицины.

В 1545 г. Геснер публикует трактат о пользе молока, к которому прилагает письмо к другу, восхваляющее горы как кладовую природы. Десять лет спустя Геснер описал подъём на гору Пилатус. Это позволяет считать его одним из отцов альпинизма[1].

В 1557 был назначен профессором натуральной философии в Цюрихе, где вместе с тем занимался медицинской практикой. Геснер устроил ботанический сад и положил начало первому естественно-историческому музею. Умер во время эпидемии чумы, леча заражённых.

Труды

Фронтиспис книги Геснера De Historiae animalium: Liber II de quadrupedibus oviparis, 1554

Научные интересы Геснера были чрезвычайно широки, он работал в области филологии, фармакологии, медицины, минералогии, зоологии, ботаники, библиографии.

Геснеру принадлежит одна из первых попыток классификации растений (Enchiridion historiae plantarum, 1541): он разделил растительное царство, основываясь на признаках цветка и семени; отделил класс, порядок, род и вид, наметив тем самым принципы бинарной номенклатуры.

Слава одного из отцов ботаники пришла к нему посмертно, когда в Нюрнберге было издано его сочинение Opera botanica (Vol. 1-2, 1754, 1759). Карл Линней считал величайшим открытием в ботанической науке выбор Геснером генеративных органов растений (цветка, плода и семени) как основы для их классификации. Именно этот принцип и был последовательно осуществлен в линнеевской систематике растений.

Геснер — один из основоположников ботанической иллюстрации. Изучая растения, он делал тысячи набросков побегов, цветков и плодов. Благодаря постоянному упражнению руки и глаза, он достиг большой точности рисунка. Обнаруживая тонкие детали структуры органов, вглядываясь в оттенки красок, Геснер выявлял важные для диагностики видов признаки, тем самым развивая метод познания, совершенствуя не только качество научного рисунка, но и понятия органографии и систематики. Оригинальные рисунки Геснера менее условны, чем гравюры по дереву, иллюстрировавшие его естественно-научные труды[2].

Наиболее известен основополагающий труд Геснера по зоологии Historia animalium (начат в 1551, последний 22 том вышел уже после смерти автора). Взгляды Геснера-зоолога повлияли на Рудольфа-Иакова Камерариуса, Карла Линнея, Жоржа Кювье.

Иллюстрация к «Истории животных» Геснера. Гравюра на дереве, раскрашенная от руки, 1600.

В труде по сравнительному языкознанию Mithridates. De differentiis linguarum tum ueterum, tum quae hodie apud diuersas nationes in toto orbe terrarum usu sunt (1555, 21 том) Геснер описал все 130 языков, известных Европе его времени. Этот подход был в дальнейшем развит Иоганном Кристофом Аделунгом. Труд Bibliotheca universalis sea catalogas omnium scriptorum locupletissimus in tribas linguis, Graeca, Latina et Hebraica etc. «Всеобщая библиотека» (1545—1555) заложил основы библиографии и имел большое значение для истории литературы.

Память

Хорхе Луис Борхес не раз обращался к трудам Геснера в своем фантастическом «Бестиарии», а также в фантазиях на темы универсальной грамматики и всемирного языка.

Портрет Геснера был помещён на банкноте в 50 швейцарских франков, имевшей хождение с 1978 по 2000 год.

Названы в честь Геснера

Примечания

Conrad Gesner (Swiss physician and naturalist) (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online.

  1. А. К. Сытин. Особенности русской ботанической иллюстрации первой половины XVIII века

Литература

  • Геснер, Конрад // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • М. Л. Сергеев. Конрад Гесснер (1516–1565) как библиограф // Acta linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований. T. IV, 1. СПб.: Наука, 2008.С. 527-537.
  • М. Л. Сергеев. Комментарий к рассмотрению галльских имен в «Митридате» (1555) Конрада Гесснера // Индоевропейское языкознание и классическая филология – XIV. Часть 2. СПб.: Наука, 2010. С. 292-304.

Конрад Геснер. Historiae Animalium — Истории животных

Иллюстрированная, возможно, учеником и другом Гесснера Феликсом Платтером

Кол-во 43 | Формат PNG | Разрешение 1290х890 | Размер 7.8 Mб

Конрад Геснер (Gesner) (26.3.1516, Цюрих, — 13.12.1565, там же), швейцарский естествоиспытатель, филолог и библиограф. С 1537 года профессор в Лозанне, с 1541 года врач в Цюрихе, где умер от чумы. Автор «Historiae Animalium» («Истории животных») (т. 1-5, 1551-1587) — первой зоологической энциклопедии того времени.

Конрад Геснер

Исходя в основном из классификации Аристотеля, Геснер подробно описал животных в таком порядке: четвероногие живородящие и яйцекладущие, птицы, рыбы и водные животные, змеи и насекомые. В каждом томе материал расположен в алфавитном порядке названий животных; некоторые родственные формы группируются вокруг одного типового животного. Труд Геснера сыграл большую роль в распространении и систематизации зоологических знаний. На протяжении более 100 лет он неоднократно переиздавался и переводился. Геснер собирал и изучал также растения. Издал сочинения по филологии. Автор первого универсального библиографического труда «Всеобщая библиотека» (1545-1555).

Конрад Геснер, «История животных», 1551 г.

Научная работа Конрада Геснера «История животных» была написана более четырехсот лет назад (1551 г.). Она родилась в те давние времена, когда многие виды африканской фауны жили в воображении людей только как предполагаемые, известные по рассказам, часто таинственные, а порой и просто выдуманные. Поэтому не следует удивляться, что иногда эти описания были просто искажены и не имели под собой научной основы. И все же работу профессора Геснера мы относим к числу ценных научных публикаций в области зоологии.

Книга Геснера явилась важным шагом вперед на пути познания различных видов животных, которые до этого были мало изучены или о них ничего не было известно. Геснер занял достойное место среди прогрессивных деятелей, которые в самых различных формах и в самых различных областях науки, на протяжении веков, расширяли знания и опыт человечества и тем самым оказывали влияние на его развитие.

Труд Геснера можно рассматривать как эксперимент, который положил начало последующим, постоянно расширяющимся исследованиям.

Ниже приведены множество комичных по современным взглядам убеждений. Читая их можно получить массу удовольствия.

Введение. «Общая книга о животных» — это настоящие и якобы существующие подобия четвероногих, как укрощенных, так и диких, живущие в Африке, подробное описание их внешнего вида, внутреннего устройства, врожденных качеств, случайных болезней и их лечения, особенной и многосторонней их полезности. На латинском языке написал известный ученый Д. Конрад Геснер.

 


Васи́лий Вели́кий

by ankniga

Во Славу Святыя Троицы написана Великим Василием сия прекрасная книга о посничестве. Ее автор один извеличайшых столпов христианства сам Василий Великий. Он был современником Григория Богослова и Ефрема Сирина и других святых первых веков христианства, створил множество чудес, по его чину иногда даже совершается литургия в Православной церкви.В книге написано о христианском житии и подвигах ето тот самый узкий путь вводящий в живот вечный. Книга взята из Библиотеки Православных Древних книг 2013 года какую можно скачать на трекере или в интернете изволяй да прочтет. Вспомние слова из Священного Писания: вопроси отца твоего искажет тебе, старцы твои и рекут ти. И еще новы и секраты прийдоша их же не ведаша отцы вашы. Видишь как Господь повелевает не следовать за новыми ложными учениями и учителями а обратится к древним и правдивым людям , по плодам их узнаете их. Святой Василий Великийсамими своими делами и множеством чудес как при жизни так и после смерти утверждает истину. Читайте правдивые книги и спасайтесь. Богу нашему Исусу Христу слава и держава во веки веков. Аминь.

 

 

Васи́лий Вели́кий (греч. Μέγας Βασίλειος, ок. 330379), известный также как Василий Кесарийский (Βασίλειος Καισαρείας), — святитель, архиепископ Кесарии Каппадокийской, церковный писатель и богослов. Один из трёх каппадокийских отцов церкви, наряду с Григорием Нисским и Григорием Богословом. Ему приписываются изобретение иконостаса и составление литургии Василия Великого. Автор многочисленных проповедей и писем (сохранилось не менее трёхсот), убеждённый поборник киновии.


Новицкий, Григорий Ильич

by ankniga

1в.

  1. Г.И. Новицкий Краткое описание о народе остяцком. Автограф. – Тобольск, 1715.

№ В-751

 

 

Новицкий, Григорий Ильич (? — ок. 1720) — автор первой этнографической монографии на русском языке «Краткое описание о народе остяцком» (1715), один из образованнейших людей своего времени.

Родом из украинской знати, учился в Киево-Могилянской академии.

За участие в выступлении Мазепы был сослан в Сибирь. Там он участвовал в миссионерских поездках митрополита Филофея (Лещинского) по средней и нижней Оби к хантам (остякам) и манси (вогулам) (1712—1715). По результатам экспедиций, Новицким была написана книга, в которой содержатся сведения о хозяйстве, материальной и духовной культуре этих народов.

Погиб при неясных обстоятельствах (ок. 1720).

Сочинение Новицкого издано на немецком языке (Das Leben und die Gewohnheiten der Ostjaken) в 1721, а на русском языке появилось только в 1884 [1].

«В бытность свою в Сибири Григорий Новицкий пользовался расположением губернатора князя Михаила Петровича Гагарина и митрополита Филофея, последнего он сопровождал в его путешествиях для проповеди христианской веры Остякам и Вогулам; эти-то поездки и подали Новицкому повод к сочинению «описания» в 1715 году.<>»

 

«Из сочинения Новицкого, которое, к сожалению, осталось не оконченным, обнаруживается, что автор его обладал замечательным по своему времени образованием.  Ссылки Новицкого на Овидия свидетельствуют, что он знал по латыни и читал римских поэтов; сведения же по истории Сибири, приводимая им <> , показывают, что он ознакомился с прошлыми судьбами Сибирского края из Сибирской летописи Саввы Есипова, сочинения, которое пользовалось в 17в. и в первой половине 18 века большою известностью между людьми, интересовавшимися историей сСибири.»


«ДИВО» русская книга рекордов и достижений ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА: Язык, литература, печать:  Книги  

by ankniga

КНИГИ

 

ПЕРВЫЙ УЧЕБНИК

Первый в мире учебник арифметических задач был составлен армянским ученым, математиком VI века Давидом Непобедимым. Экземпляр этого учебника хранится в хранилище древних рукописей Матенадаране (Ереван).

 

БЕРЕСТЯНЫЕ ГРАМОТЫ

Многие древнерусские письма и документы в XI — XV веках… процарапывались на березовой коре (бересте). Отсюда и пошло их название — берестяные грамоты. Первые берестяные грамоты были найдены в Новгороде в 1951 году археологической экспедицией под руководством А. В. Арциховского (1902 — 1978). Буквы процарапывались острой костяной или металлической палочкой (писалом) на специально подготовленной бересте. Большинство берестяных грамот — частные письма, в которых затрагиваются бытовые и хозяйственные вопросы, содержатся поручения, описываются конфликты. Некоторые тексты — шуточного содержания, есть с протестами крестьян против феодальной эксплуатации, списками феодальных повинностей, политическими новостями, денежными документами, завещаниями. За 1951 — 1981 годы найдено около 600 грамот — в основном в Новгороде, несколько — в Смоленске, Старой Руссе, Пскове, Витебске.

 

СОВРЕМЕННАЯ БЕРЕСТЯНАЯ КНИГА

Археограф Наталья Зольникова передала в Институт истории новосибирского Академгородка необычный манускрипт под названием «Стихосложения». Рукопись исполнена на шелковистой бересте тончайшей выделки. Подарок сродни сенсационным находкам при раскопках в Новгороде, однако сибирская берестяная книга создана не в древние времена, а в наши дни в одном из старообрядческих селений на Нижнем Енисее. Оказывается, и теперь еще пишут на бересте, а традицию ее использования для письма принесли в Сибирь первопроходцы, шедшие в «земли незнаемые».

 

ПЕРВЫЕ РУКОПИСНЫЕ КНИГИ НА РУСИ

Самая древняя старославянская рукописная книга «Киевские глаголические листки» написана около 1000 лет назад. А самая древняя русская рукописная книга «Остромирово Евангелие» в середине XI века. Более 900 лет назад мастер книжного дела писец Григорий переписал это Евангелие для новгородского посадника Остромира. Сейчас книга хранится в Санкт-Петербурге, в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

 

ПЕРВАЯ ТИПОГРАФИЯ

Первая типография на территории бывшей Российской империи была основана в городе Вильно в 1522 году белорусским просветителем Франциском Скориной (до 1490 — не позже 1551).

 

ПЕРВАЯ РУССКАЯ ПЕЧАТНАЯ КНИГА

Первой русской датированной печатной книгой в России является «Апостол» — церковная книга, подготовленная к печати и выпущенная в Москве в 1564 году (в царствование царя Ивана Грозного) первопечатником Иваном Федоровым (ок.1510 — 1583) с участием его ученика Петра Мстиславца. Печатание первой русской книги началось в Москве, в Государственной типографии на Никольской улице (быв. до недавнего времени ул. 25 Октября) 19 апреля 1563 года и было завершено 1 марта 1564 года. Эту дату и принято считать началом русского книгопечатания. Книга содержала 268 листов, размер каждого 21 на 14 сантиметров. Было выпущено около 2 тысяч экземпляров, из которых на сегодняшний день обнаружен 61.

 

ПЕРВЫЙ УЧЕБНИК ЧТЕНИЯ

Первая в России печатная книга для обучения чтению была выпущена более 400 лет назад тоже Иваном Федоровым. Она содержала необходимые правила грамматики, знакомила детей не только с буквами, но и с числами. В ней много поучительных афоризмов, наставлений, изречений.

 

ПЕРВЫЙ БУКВАРЬ

Буквари, да и другие учебники были самыми читаемыми книгами на Руси. Авторами первых русских букварей были справщики (редакторы) Московского печатного двора. Создатель «Букваря языка славенска, сиречь начало учения детем…» (1634 года) — «подьячий сын Василий Бурцев» (Бурцов-Протопопов).

В 1694 году монах Карион Истомин (ок.1640 — 1717), русский поэт и просветитель представил ко двору первый русский иллюстрированный букварь. Каждая буква алфавита сопровождалась рисунком предмета на эту букву. Букварь знакомил с латинской, греческой и польской азбуками. В книге почти полностью отсутствовали религиозные тексты. Предназначался букварь не только «отрокам», но и, что было тогда новым, «отроковицам».

 

ПЕРВЫЕ ЭКСЛИБРИСЫ

Первый экслибрис появился в России в начале XVIII века. Бурный рост книгоиздательской деятельности, книжная торговля с европейскими странами привели к созданию большого числа личных библиотек. Очень крупные по тому времени, хорошо подобранные книжные собрания имели сподвижники Петра I Д. М. Голицын, Я. В. Брюс и другие. Книги их библиотек украшали первые печатные книжные знаки — миниатюры в шрифтовом и гербовом исполнении.

 

ПЕРВЫЕ КНИГИ-МИНИАТЮРЫ

Первой русской миниатюрной книгой считается «Искусство быть забавным в беседах» (1/88 год) размером 65 х 75 миллиметров. В 1855 году были выпущены «Басни» И. А. Крылова размером с почтовую марку. Стихи были набраны мелким шрифтом — диамантом.

Первой советской миниатюрной книгой считается «Конституция РСФСР», изданная в Кинешме в 1921 году. Ее размер 35 х 50 миллиметров.

Фонд отечественных миниатюрных книг насчитывает сегодня сотни названий. Самую крупную коллекцию составляет Пушкиниана, в которой более 50 названий.

 

САМЫЕ МАЛЕНЬКИЕ В МИРЕ КНИГИ

До недавнего времени самой маленькой в мире книгой считался «Кобзарь», созданный украинским микрогравером Николаем Сядристым. Она имеет всего 12 страниц, каждая из которых 0,6 квадратных миллиметра. Перелистывать страницы можно лишь заостренным кончиком человеческого волоса. Книжка сшита паутинкой (толщина нити в среднем равна.0,002 миллиметра). Обложка сделана из лепестка бессмертника. Ее украшает портрет Тараса Шевченко, а также изображена хата, в которой он родился. На крохотных листках через микроскоп можно прочитать 75 строчек бессмертных стихов поэта. Книга хранится в Политехническом музее Москвы.

Позже оказалось, что книжечка Николая Сядристого не является пределом для миниатюристов. Жмеринский умелец Михаил Маслюк создал томик стихов А. С. Пушкина объемом всего 0,064 кубического миллиметра. На обложке книги выгравирован портрет поэта. Если смотреть на книжку невооруженным глазом, то она выглядит пылинкой, ведь она в 15 раз меньше макового зернышка. Если же заглянуть в микроскоп, то можно увидеть довольно-таки пухлый томик — в книге много страниц.

 

САМАЯ БОЛЬШАЯ РУКОПИСЬ

Самая большая древняя рукописная книга — «Проповеди мушского монастыря» на армянском языке. Книга была создана в 1200 — 1202 годах. Ее вес — 27,5 килограмма, формат — 55,3×70,5 сантиметра. В книге 602 пергаментных листа (на каждый пошла шкурка месячного теленка). В 1204 году сельджуки похитили рукопись. Чтобы ее выкупить, жители многих армянских деревень собрали четыре тысячи драхм (1 драхма — 4,65 грамма серебра). Более семи веков рукопись пролежала в монастыре в городе Муше (Западная Армения). В 1915 году мушские армяне, спасаясь от турецких погромов, взяли с собой рукописное сокровище. Ныне книга находится в хранилище древних рукописей Матенадаране.

 

КНИГУ ПИСАЛИ… 268 ЛЕТ

Этот фолиант был изготовлен вильнюсскими переплетчиками в 1670 году. В тот момент все страницы книги были… чистыми. Дело в том, что это была не простая книга. Ее главами должны были стать сообщения о людях и событиях, связанных с пожертвованиями вильнюсскому Кафедральному собору. В книге расписывались самые богатые и знатные люди Вильнюса, сделавшие пожертвования храму. Первыми внесли свои имена король Миколас Карибутас Вишневецкис и королева Элеонора Юзефа. Последняя памятная запись в книге была сделана 268 лет спустя.

 

КАМЕННАЯ БИБЛИЯ

Эту необычную Библию могут увидеть посетители Государственного музея искусств в Грузии. На тяжелых каменных плитах рукой древнего мастера высечено 20 сюжетов на темы Ветхого и Нового Завета. Подобная Библия существует в единственном экземпляре. Ее каменные страницы были обнаружены в высокогорном селе Цебельда в Абхазии.

 

КНИГА ИЗ ТКАНИ

Переплетчица по профессии и вышивальщица по увлечению, Екатерина Ивановна Анохина из Тамбовской области вышила в 1991 году «Женский словарь». На его атласных страницах вышиты имена-символы 52 знаменитых женщин нашей Отчизны — от княгини Ольги до космонавта Светланы Савицкой.

www.bibliotekar.ru/divo/35.htm


Книги

by ankniga

Накорякова K.M.

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ РЕДАКТИРОВАНИЯ В РОССИИ XVIXIX ВВ.

Опыт и проблемы

 

М.: Издательство «ВК», 2004.

 

 

НАКОРЯКОВА КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА кандидат филологических наук, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова, автор статей и книг по истории и методике редактирования.

Основные публикации: книга «Литературное редактирование. Общая методика работы над текстом» – учебное пособие, обобщающее многолетний опыт преподавания этой дисциплины, методические пособия по редактированию материалов массовой информации, составитель сборника избранных работ К.И. Былинского «Язык газеты».

«Очерки по истории редактирования в России XVI–XIX вв. Опыт и проблемы» – 2-е переработанное и дополненное издание вышедшей в 1973 г. книги «Редакторское мастерство в России, ХVI–ХIХ вв.»

 

История русской книги богата примерами редакторского мастерства, но, как правило, мы судим о нем, анализируя уже изданные книги. Сложный и кропотливый редакторский труд остается обычно за пределами наблюдений исследователя. В «Очерках по истории редактирования» рассматриваются книги в процессе их создания, приемы редакторской работы над текстом, накопление редакторских методик, прошедших путь от времен древних книжников, главной заботой которых была точность воспроизведения текста, до сложнейшей работы по изданию полных собраний сочинений русских классиков XIX века.

В наше время, когда редактирование нашло широкое применение в средствах массовой информации, знакомство с образцами редакторского труда для всех, кто причастен к подготовке текста к встрече с читателем, кто интересуется историей русской книги, историей культуры, оправдано и полезно.

Книга адресуется широкому кругу работников СМИ, исследователям-книговедам, студентам будущим редакторам и журналистам.

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

ОТ АВТОРА

 

ИСТОРИЯ РЕДАКТИРОВАНИЯ В СИСТЕМЕ КНИГОВЕДЧЕСКИХ ДИСЦИПЛИН

 

ТРАДИЦИИ ДРЕВНИХ КНИЖНИКОВ

 

ПЕРВЫЕ ПЕЧАТНЫЕ КНИГИ. ИВАН ФЕДОРОВ КАК РЕДАКТОР

 

РЕДАКТОРСКАЯ ПОДГОТОВКА КНИГ В XVII ВЕКЕ

 

ИЗ ИСТОРИИ РЕДАКТИРОВАНИЯ РУССКИХ УЧЕБНИКОВ ГРАМОТЫ

 

КНИГА В ЭПОХУ ПЕТРА I

 

РАЗРАБОТКА ОСНОВ РЕДАКТИРОВАНИЯ В XVIII ВЕКЕ

 

Н.И. НОВИКОВ – ИЗДАТЕЛЬ И РЕДАКТОР

 

АВТОРСТВО, ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА, ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ПРОЦЕСС ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА

 

РЕДАКТОР В АЛЬМАНАХЕ, ЖУРНАЛЕ И КНИГЕ НАЧАЛА XIX ВЕКА

 

A.C. ПУШКИН – РЕДАКТОР

 

РЕДАКТОРСТВО H.A. НЕКРАСОВА И М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

 

П.А. ЕФРЕМОВ – РЕДАКТОР «СОЧИНЕНИЙ» РАДИЩЕВА

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ


ТРАДИЦИИ ДРЕВНИХ КНИЖНИКОВ

by ankniga

Понятие «редактирование» неразрывно связано в нашем представлении с подготовкой рукописи к печатному воспроизведению. Первым объектом для наблюдений над редакторской работой обычно служит «Апостол» Ивана Федорова – книга, выход которой в свет датируется 1 марта 1564 г. По единодушному мнению всех, кто писал об этой книге, «Апостол» – образец полиграфического, оформительского и редакторского искусства. Несколько известных нам анонимных печатных книг, предшествовавших «Апостолу», по качеству своему не могли представить ту школу, тех образцов, результатом которых явилось столь совершенное издание. В то же время оно настолько самобытно, что нет никаких оснований искать корни его успеха в истории книгопечатания других стран. «Апостол» Ивана Федорова мог появиться лишь как результат прочных и развитых традиций книжного дела, сложившихся на Руси на протяжении нескольких веков.
Начало русской книжности, подтвержденное историческими источниками, относится к концу X в. В XI в. киевский князь Ярослав Мудрый, как свидетельствует летописец, «засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, ученье получая книжное». По приказанию Ярослава Мудрого ученые переводчики и писцы переводили с греческого на «словенское письмо» и переписывали книги.
Древнейшая рукописная книга, дошедшая до нас, – «Остромирово Евангелие» (1056–1057 гг.), свидетельствует уже о высоком уровне книжного искусства и книжной культуры. Мы знаем имя переписчика – дьякона Григория, знаем, что переписано оно было для новгородского посадника Остромира, по имени которого и получило свое название. Евангелие написано на пергаменте крупным уставом – торжественным, строгим почерком. Буквы «уставлены» без наклона, начертание их геометрическое, промежутков между словами нет. Заглавные буквы и заставки книги до сих пор сохранили свою яркость. Каждый ее лист можно приравнять к произведению искусства. Это свидетельство профессионального умения, прочной традиции в книжном деле, которая существовала на Руси уже в XI веке.
«Велика ведь бывает польза от учения книжного; книги наставляют и научают нас пути покаяния, ибо мудрость обретаем и воздержание в словах книжных. Это – реки, напояющия вселенную, это источники мудрости, в книгах ведь неизмеримая глубина…»[1]. Эти слова летописца Нестора записаны в начале второго десятилетия XII в. и говорят о том значении, которое придавалось книге и людям, причастным к ее созданию.
Древних рукописных книг до нас дошло сравнительно мало, причем все это – рукописи на пергаменте, украшенные рисованными заставками, многие прекрасно иллюстрированы. Поэтому долгое время считали, что книга на Руси была вообще доступна лишь церковникам и немногим представителям высших сословий. Академик A.C. Орлов предположил, что вывод этот неправомерен: многие книги вращались и в среде малоимущей, не имели роскошного оформления и до нас не дошли[2].
Неровно обрезанные кусочки бересты с нацарапанными на них буквами, найденные в 1951 г. новгородской археологической экспедицией под руководством академика A.B. Арциховского, заставили по-новому ответить на вопрос о грамотности на Руси, о распространении культуры, об уровне этой культуры. Берестяные грамоты были найдены и в Новгороде, Старой Руссе, Смоленске. Стало понятным назначение инструмента из кости, железа или меди – «писала», который и раньше находили при раскопках.

Рис. 2

Рис. 2. Оклад «Остромирова Евангелия» – одной из самых древних русских рукописных книг. Евангелисты изображены на окладе в характерных позах писцов: сидят возле низкого столика, книгу держат на коленях

Восстановить историю книги можно лишь тогда, когда представишь себе труд людей, создавших ее, представишь читателя этой книги. Находки археологов помогают сделать это. Кусочки бересты донесли до нас голоса, звучавшие много веков назад: «От Никиты к Ульянице. Пойди за меня. Я тебя хочу, а ты меня. А на то свидетель Игнат». Письма от Марины к сыну ее Григорию, письма от Бориса к Настасье. Найдены даже 16 берестяных грамоток, которые можно назвать ученической тетрадью. Археологи определили и возраст ее владельца, новгородского мальчика Онфима шести-семи лет. А в одном из писем вместе с поручениями: «купи овса, отдай шлем» – «пришли мне чтения доброго».
Эти факты заставили пересмотреть некоторые взгляды на историю книги, представления о количестве книг, существовавших на Руси до нашествия монголо-татар. Со времени принятия христианства (с 988 г.) до 1240 г., по данным о строительстве церковных зданий, выяснено, что на Руси было около 10 тысяч церквей и около 200 монастырей. Для совершения церковной службы нужно было не менее восьми книг («Евангелие», «Апостол», «Псалтырь», «Требник», «Общая минея», «Триодь постная» и «Триодь цветная», «Служебник»). Следовательно, по самым скромным подсчетам, всем церквам требовалось для богослужения около 85 тысяч книг.
Но кроме книг духовных существовали еще и книги светские. Их, конечно, было меньше, что подтверждается количеством книг, дошедших до нас. Так, до нас не дошел ни один список «Слова о полку Игореве», но сохранилось около 100 рукописных «Апостолов» и почти 400 «Евангелий». Очевидно, что хотя церковных книг было больше, читали их меньше, многие были лишь атрибутом богослужения. Общая цифра, которой исчисляется предположительное количество рукописных русских книг в домонгольский период, – 100 тысяч экземпляров. Даже если эта цифра завышена, все же можно говорить и о развитой традиции в книжном деле, и о профессионализме людей, создававших книги.
Традиции рукописной книги тем более заслуживают внимания, что с появлением печатных книг рукописная книга продолжала существовать. Довольно долго, около двух столетий, они бытовали параллельно, и рукописные книги оказывали определенное влияние на печатные не только в качестве их предшественников, но и в качестве современников. До 1600 г. было напечатано всего 18 книг, при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче – по 187. Тираж их был невелик. Долгое время книгопечатание являлось монополией церкви и государства, заинтересованных, прежде всего, в издании книг духовных. Удовлетворить потребность в чтении книгопечатание в ту пору не могло, печатные книги не отражали развития общественной мысли и литературы.
Исследователи древней русской литературы нередко прибегают в своих трудах к терминам «редактирование», «редактор», «редакторский текст». Современные авторы пользуются ими настолько широко, что, обнаружив в древних памятниках какие-то неточности и несоответствия, склонны обвинить древних книжников чуть ли не в «редакторском недосмотре». Подобные заключения представляются поверхностными и лишенными исторического обоснования. Условия создания древней книги не позволяют выделить редакторскую работу над рукописью в самостоятельный процесс: сама книга была рукописной и, добавим, существовала как экземпляр единственный, уникальный. Первой (по порядку возникновения) обязанностью редактора принято считать заботу о точности воспроизведения текста. Однако многие обязанности, возложенные теперь на редактора, существовали и в древнейший период истории книги, они были поделены между переводчиками и составителями различных сборников, с одной стороны, и переписчиками – с другой.
Переводчики, хорошо знакомые с византийской и болгарской книжностью, а через нее часто и с произведениями древних классиков, переводя книги, постигали искусство изложения, законы литературной формы. Они переносили это искусство в свои переводы и выступали в роли соавторов литературных произведений. Анализ перевода «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, одного из самых популярных памятников литературы Киевской Руси, и других переводных произведений позволил сделать вывод о том, что переводчик часто был не рабом, а скорее соперником автора, творчески подчинял его положения своей основной идее. Подобных фактов можно привести много. Так, далеко не всегда точно повторяли источник русские списки «Девгениева деяния» (перевод относится к XII в., но дошел до нас в более поздних списках). Это отчетливо прослеживается, например, при включении образных средств, которые соответствовали не оригиналу, а русской литературной и народно-поэтической традиции. Например, сравнения «яко дюжий сокол», «яко доброй жнец траву сечет» не имеют параллели в греческом тексте[3]. Переводчики стремились к тому, чтобы сделать содержание более доступным и интересным для читателя.
Различные сборники хрестоматийного типа – «Изборники», «Пчелы», «Палеи» – были излюбленной книжной формой в Древней Руси. Подбирая произведения для сборников, располагая их, приспосабливая содержание этих произведений к нуждам дня, составители выполняли во многом ту же работу, которая сегодня возложена на составителей хрестоматий и различных однотомников. «Каждый книжник Древней Руси на свой лад относился к тексту и по-своему его изменял. Под пером книжника текст в той или иной степени получал частицу его индивидуальности, претерпевал изменения от больших и сознательных до совсем ничтожных, вызванных лишь простой невнимательностью»[4].
Даже выполняя чисто технические задачи, переписчики часто вносили в текст древней книги изменения. Об их активном отношении к тексту свидетельствуют различные вставки, комментарии, обращения к читателю, которые мы встречаем в книгах: «О человече, ежели с трудолюбием будешь прилежать к Божественному писанию, то три блага получишь: первое, от своих трудов пропитаешься, второе – беса праздности прогонишь, третье – с Богом беседовать будешь». В приписках писцы нередко жаловались на трудности своего дела. Усердия и искусства требовало красивое письмо, соблюдение всех строчных и надстрочных знаков, украшение книг заставками и заглавными буквами. И чем меньше изощрен был переписчик в книжной премудрости, тем более вероятны были описки, ошибки и прямые искажения текста.
Переписчик обычно заканчивал книгу благодарностью Богу и обращением к читателям – просьбой о снисхождении к его труду. Иногда эта заметка от переписчика содержит сведения о том, где, когда и кем переписана книга, иногда – это выражение радости по поводу окончания работы. Приписки на полях Новгородских служебных миней (1095–1097 гг.) сообщают, что над книгой трудился сначала монах Яков, который в миру звался Демкой, затем Михаил в лето 5604 (1096 г. по нашему летосчислению). Переписчик летописи Нестора заканчивает ее словами: «Радуется купец, прикуп сотворив, и кормчий во отишье пристав, и странник во отечество свое пришед, тако радуется и книжный списатель, дошед конца книгам»[5].

Рис. 3

Рис. 3. Списатель книг за работой

Период до монголо-татарского нашествия сохранил для нас мало имен создателей литературных произведений.
«Литература Древней Руси не была литературой отдельных писателей: она, как и народное творчество, была искусством надиндивидуальным. Это было искусство, создававшееся путем накопления коллективного опыта и производящее огромное впечатление мудростью традиций и единством всей, в основном безымянной письменности», – писал академик Д.С. Лихачев[6]. Отсюда и то свободное отношение к тексту литературного произведения, когда практически невозможно отделить создателя литературного произведения от его обработчика, первичный авторский текст – от текста обработанного. Но уже в тот период книги были не одинаковы по своему типу. Различие их определялось, прежде всего, содержанием и назначением. В зависимости от этого и характер возможного вмешательства в текст был различен.
Книги церковные более других обладали каноническим, узаконенным текстом. Книги исторического содержания – летописи и хроники – стремились к возможно более высокой степени точности в описаниях событий, и для достижения этой цели не были противопоказаны уточнения и внесение новых сведений переводчиками и переписчиками. «История не сочиняется. Сочинения, со средневековой точки зрения, – ложь. Поэтому громадные русские произведения, излагающие всемирную историю, – это по преимуществу переводы с греческого: хроники или компиляции на основе переводных и оригинальных произведений. Произведения по русской истории пишутся вскоре после того, как события совершились, – очевидцами по памяти или по свидетельству тех, кто видел описываемые события. В дальнейшем новые произведения о событиях прошлого – это только комбинации, своды предшествующего материала, новые обработки от старого»[7], – так характеризует Д.С. Лихачев древние книги исторического содержания.
Первоначальный текст «Повести временных лет» – памятника, от которого ведут свое начало и русская история, и русская литература, – не дошел до нас. Мы располагаем более поздними вариантами, в которых этот текст уже значительно изменен. Сложная история памятника дала основания для различных, иногда взаимоисключающих концепций относительно его создания. Исследователи называют имена двух редакторов летописи: Василия, работавшего по заказу Владимира Мономаха, и новгородца Добрыни Ядрейковича. Тщательный анализ фактов и сопоставление манеры изложения позволили обнаружить пропуски и дописки более поздних времен, выявить своеобразные «швы» и противоречия, которые вызваны позднейшим вмешательством в текст.
XVI век – время утверждения идеи государственности – сохранил для нас уже много авторских имен. Появились литераторы-профессионалы. Широкое распространение книжности свидетельствовало о том, что книги в Русском государстве ценились высоко. Но увеличение количества книг не могло не отразиться на их качестве. Переписчики искажали тексты. Особенно отчетливо это было видно на книгах духовного содержания, где вопрос о каноническом тексте часто перерастал в вопрос политический.
Централизация государственной и церковной власти при Иване Грозном вызывала возникновение всевозможных «ересей», оружием своим избиравших различные толкования Священного Писания. Так, «по-своему» толковал текст «Апостола» Матвей Башкин. Он отпустил холопов на волю, обосновывая этот неслыханный по тому времени поступок заповедью «Апостола»: «возлюби ближнего своего, яко сам себе». Он отрицал почитание икон и необходимость покаяния, а Священное Писание называл баснословием. В деле о ереси Башкина было записано, что он весь «Апостол» «извочил», т.е. покрыл его воском, отмечая места, на которые хотел обратить внимание. Башкина казнили.
Царь поручил исправление богослужебных книг «искусному в Божественном Писании» Максиму Греку, которого вызвали с Афона еще в царствование Ивана III для перевода с греческого «Ученой Псалтыри».

Рис. 4

Рис. 4. Максим Грек. Миниатюра XVI в.

Академик A.C. Орлов так пишет о Максиме Греке: «Занесенный в Россию случаем, Максим Грек пробыл в ней половину своей жизни, сострадательно наблюдая ее, и, как для матери, трудился для этой страны, ставшей для него злой мачехой. Это был человек большого темперамента, талантливый и европейски образованный, который обладал навыками писателя-публициста»[8]. Для нас особый интерес представляет один факт из биографии Максима Грека: во время пребывания в Венеции, где он изучал философию, Грек «часто хаживал книжным делом» к Альду Мануччи, при типографии которого состояло целое общество ученых, занимавшихся подготовкой и исправлением текстов для изданий Альда. Максим Грек составил толкование книжного знака альдинских изданий[9].
Грек исправил «Триодь цветную», «Часослов», «Псалтырь», «Евангелие» и «Апостол». Он не только сверил различные списки, но и проанализировал подлинники, впервые провел ревизию перевода. «Дурной переводчик может причинить больше вреда, нежели дурной писец», – писал он в своих наставлениях переводчикам. Грек исправил «непохвальные ошибки от неумения или от забвения древних приснопамятных переводчиков, а другие от большого невежества и небрежности перепищиков»[10]. Это был гигантский труд, но наградой было обвинение в ереси. Действительно, Грек допустил несколько незначительных ошибок. Этим воспользовались его политические противники, и Грека сослали в тверской Отрочь монастырь, где он провел 20 лет. Исправление церковных книг продолжил митрополит Макарий.
На соборе, созванном в царских палатах в 1551 г., где присутствовало высшее духовенство и сановитое боярство, говорилось, что «Божественные книги писцы пишут с неисправленных переводов, а написав, не исправляют, а недописи и точки непрямые; и по тем книгам в церквах Божиих чтут и поют, и учатся, и пишут с них, что о сем небрежении и о великом нашем нерадении от Бога будет по божественным правилам»[11].
Протопопам и старшим священникам в каждом городе было поручено, чтобы они рассмотрели богослужебные книги по всем церквам и исправили в них ошибки, а найденные у продавца или у покупателя отбирали даром, «без всякого зазору, да, исправив, отдавали в церковь, которая будет книгами скудна»[12]. Но и эти меры не остановили порчу книг. Собор повелел наказывать писцов, а книги исправлять. Переписчикам под страхом проклятия запрещалось, как и в старые времена, «приложити или отложите единое некое слово или тычку едину, или крючькы»[13]. Было дано указание об обязательной проверке книг после переписки по определенному списку, т.е., если употребить современную терминологию, было принято решение о вычитке текста. Однако единственным радикальным средством положить конец искажениям текста богослужебных книг оказалось только книгопечатание.
Царствование Ивана Грозного было периодом грандиозных для своего времени литературных предприятий обобщающего характера, призванных подкрепить идею единой государственной власти.
В 50-е г.г. XVI в. были составлены «Четьи-Минеи» – «Собрание всех книг, чтомых на Руси». Работу возглавлял митрополит Макарий. Факт этот, возможно, отчасти объясняется тем, что Макарий, бывший сначала архиепископом Новгородским, представлял собой в какой-то степени хранителя новгородских книжных традиций. Ведь именно в Новгороде в конце XV в. была создана так называемая «Геннадиевская Библия», грандиозный по своему замыслу литературный труд.
«Четьи-Минеи» составлялись более двадцати лет. Их целью было дать русскому читателю санкционированное церковью чтение на каждый день. Всего было задумано 12 томов, по числу месяцев в году. И хотя писались они многими писцами, поиски текстов были очень трудны, а сами тексты по характеру крайне различны, все тома объединяют художественная согласованность, единообразие, каллиграфическая однотипность. Это позволяет сделать заключение о высоком качестве подготовки этих книг, об их единстве. Твердая рука объединила разрозненные произведения в единое литературное целое.
В XVI в. были созданы «Домострой», «Стоглав» и знаменитый Никоновский летописный свод – огромный труд в девяти томах, всемирная история «от сотворения мира» до царствования Грозного. Лицевой свод этой летописи написан четкими рисованными буквами, полууставом и обильно украшен цветными миниатюрами. Всего в Лицевом своде 16 тысяч рисунков. Начал редактирование свода Алексей Адашев, продолжил думный дьяк Иван Михайлович Висковатый. Тома писались на великолепной бумаге, купленной во Франции из королевских запасов, лучшей бумаге, какую можно было в то время иметь. Продукция первых московских бумажных мельниц была еще далека от совершенства.
Первые тома включали пересказ Ветхого и Нового Завета, дополненный византийскими хрониками и другими переводными источниками. Затем следовал рассказ о русской истории. Палеографы восстановили характер редакторской работы над иллюстрациями. Сюжеты для миниатюр намечались заранее, и те места в тексте, где их надлежало поместить, отмечены в оригинале каплями воска. Так переписчику указывали, где он должен оставить место для рисунка, а художнику указывали сюжет. Подобная «разметка» была, например, обнаружена в одном из текстов «Истории Иудейской войны», с которого текст переписывался в Лицевой свод. В выборе сюжетов прослеживается определенная система. Там, где события быстро следовали друг за другом, разметка более дробная. Законченный рассказ об одном лице иллюстрировался меньшим количеством рисунков. Направление работы над текстом и оформлением было определено заранее. Руководил ею, по всей вероятности, один человек, достаточно знающий и влиятельный[14].
В последнем томе описывались события царствования Ивана Грозного. Этот том известен под названием Синодального списка, в нем сохранились многочисленные редакторские поправки: вставки, вымарки, замечания к рисункам. Существует и переделанный в соответствии с этими замечаниями новый экземпляр тома. Его называют «Царственной книгой», так как в XVIII в. князь Щербатов преподнес его в дар Екатерине II. Листы «Царственной книги» также испещрены поправками, сделанными той же рукой, но часто противоречащими как поправкам в Синодальном списке, так и основному тексту летописи.
Эти летописные списки дали материал многим историкам: Татищеву, Карамзину, Соловьеву, Ключевскому, но сведения, сообщенные в поправках, были восприняты ими некритически. Никого не заинтересовал вопрос, кто вносил эти поправки. Чаще всего их приписывали Висковатому, не задумываясь над тем, какой силой и властью надо было обладать, чтобы требовать переписки тома, в котором одних рисунков было больше тысячи, а получив исправленный, переписанный и перерисованный том, снова начать его править. Впервые гипотеза о том, что этим человеком был сам Грозный, высказана главным библиографом отдела рукописей Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина – Д.Н. Альшицем[15]. Обоснована она была анализом поправок и особенностями царского «кусательного стиля». Однако полное подтверждение эта гипотеза получила лишь тогда, когда был найден автограф Грозного. Почерк, которым написано собственноручное послание царя в Кирилло-Белозерский монастырь, и почерк, которым сделаны поправки, совпал. Приписки сделаны скорописью XVI в. на полях летописи. Некоторые из них очень значительны, заполняют поля почти целиком, переходят на следующие листы. Другие – короткие, исправляют одну строку или имя, а иногда – букву или ставят точку над ней.
То, что редактором был сам царь, случай, конечно, исключительный. Но это пока один из немногих известных сегодня образцов редакторской работы над текстом в XVI в., и поэтому мы не можем не остановиться на нем, учитывая, конечно, особенности этого образца.
Наиболее значительные по содержанию и по объему изменения касались сведений, непосредственно связанных с самим Иваном Грозным. Царь стремился в многочисленных приписках подчеркнуть главное для себя – свою правоту в борьбе с боярами. Ради этого он отступал даже от исторической правды. Особенно много подробностей внес царь в описание своей собственной болезни в 1553 г., когда бояре, решив, что царь не выживет, начали делить власть. Тенденциозность этих изменений очевидна. «Царственная книга» не была переписана начисто потому, что и события, описанные в ней, и приписки были слишком злободневны и быстро устарели.
Хотя царь произвольно излагал события, в которых был лично заинтересован, к фактам истории он относился со взыскательностью, которой может позавидовать и современный редактор. Грозный требовал предельной точности и полноты описаний, сличал факты со сведениями в более древних источниках. В архиве Ивана Грозного найдены записи, что в то время, к которому может быть отнесена его работа над сводом, он затребовал архивные документы и забирал их к себе целыми ящиками. Ему были также доставлены Посольские сказки, родословные, Никоновская летопись. Правя рассказ о боях со степняками-кочевниками, поставленный в Синодальном списке под 1550 г., он сверил имена бояр по Разрядной книге. Там же были уточнены названия населенных пунктов, возле которых стояли полки.
Сама техника внесения в текст изменений заслуживает того, чтобы об этом сказать особо. Значительные по объему вставки сделаны на полях. Отдельные слова и короткие фразы вписаны между строк. Зачеркнутое слово, как правило, заменялось новым, более точно выражавшим мысль. Очевидно, замены в тексте делались по ходу чтения. Так, в «Царственную книгу» Грозный вписывает красочный рассказ о мятеже 1553 г. В Синодальном списке рассказ об этих событиях, написанный, правда, в безмятежных тонах, шел несколько дальше, и редактор после вставки пишет: «То место написать тут, где таков крест», а после летописного рассказа: «Тут написати то, что там писано». Он переделывает прежний летописный рассказ, вычеркивает его начало и взамен пишет новое. Здесь же пометка: «Тут написати о государевой болезни и все, что там писано». Вставки и соответствующие места в тексте, куда их надлежало поместить, помечены значками, отличающимися от тех, которыми принято пользоваться сейчас, разве тем, что они напоминают царскую державу: кружок с крестом наверху.
Редактор сделал указания и художникам. «Здесь государь нарисован не к месту», – пишет он против одной миниатюры. «Тут написать у государя стол без доспехов да стол велик», – около другой. «Царя писать тут надобет стара».
А рисунок, изображающий свадьбу царя, по-видимому, показался ему слишком перегруженным подробностями, и он пишет: «Расписать надвое венчание да брак». Все эти указания выполнены в «Царственной книге».
Мы должны быть благодарны историкам, сделавшим доступным для нас этот уникальный документ. И хотя трудно допустить мысль о том, что кто-нибудь, кроме царя, мог позволить себе править совершенно готовый Лицевой свод, мы вправе предположить, что подобная работа не была новой для составителей летописей, которые трудились над летописными сводами.

к содержанию < < >> на следующую страницу

[1] Повесть временных лет / Под ред. чл.-корр. АН СССР В.П. Адриановой-Перетц. Т. 1. М.-Л., 1950. С. 302.
[2] См: Орлов A.C. Древняя русская литература XI–XVI вв. М. -Л., 1937. С. 57.
[3] См.: Кузьмина В.Д. Поэтическая стилистика греческих поэм о Дигенисе и русских списков Девгениева деяния // ТОДРЛ Института русской литературы АН СССР. Т. 15. М.-Л., 1958. С. 73–77.
[4] Лихачев Д.С. Текстология на материале русской литературы X–XVII вв. М.-Л., 1962. С. 54.
[5] Цит. по: Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. Ч. 1. М., 1952. С. 134.
[6] Лихачев Д.С. Первые семьсот лет русской литературы // Изборник: Сборник произведений литературы Древней Руси. М., 1969. С. 7.
[7] Там же. С. 10.
[8] Орлов A.C. Указ. соч. С. 251.
[9] См.: Геннади. О типографском знаке альдинских изданий (Из сочинений Максима Грека) // Библиографические записки. Т. 1. 1858. С. 184–185.
[10] Цит. по: Орлов A.C. Указ. соч. С. 255.
[11] Стоглав. Царские вопросы и соборные ответы. М., 1863. С. 49.
[12] Там же. С. 96.
[13] Цит. по: Соболевский А.И. Славяно-русская палеография. 2-е изд. СПб., 1908. С. 99.
[14] См.: Покровская В.Ф. Из истории создания лицевого летописного свода второй половины XVI в. // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописей и редкой книги Библиотеки АН СССР. M—Л., 1966. С. 5-19.
[15] См.: Альшиц Д.Н. Приписки к лицевым летописным сводам, их происхождение и значение как исторического источника // Исторические записки. 1947. № 23; Царь Иван Грозный или дьяк Иван Висковатый // ТОДРЛ Института русской литературы АН СССР. Т. 16. М. — Л., 1960; см. также: Пересветов Р. По следам находок и утрат. М., 1963. 287 с.


Theme by Ali Han | Copyright 2024 Книга | Powered by WordPress