Обычно пьеса рассматривалась в Третьем отделении от нескольких дней до нескольких недель. За это время выносилось решение — позволить или запретить. В случае необходимости из текста вымарывали «предосудительные» места, чаще всего — простонародные выражения, упоминания Бога, черта и так далее. Иногда пьеса отправлялась к автору на переделку. В случаях, когда цензор сам не мог принять решения, рапорт передавался главному цензору, а уже от него — государю. Один из способов миновать Третье отделение, в котором рассматривались драматические произведения, — сразу обратиться к императору по ходатайству лиц, к нему приближенных. Однако спрогнозировать высочайшие вердикты было невозможно. И дело не только в том, что часто требования драматической цензуры и требования к произведению самого Николая I могли быть прямо противоположными. Важную роль здесь сыграла личность императора, свойства его характера.
Вступление Николая на престол стало случайностью. Будущий государь был предоставлен себе, проводя время в дворцовых передних. «При нем, как при третьем брате, не стеснялись, — писал В.О.Ключевский, — великий князь мог наблюдать людей в том виде, в котором они держались в передней, то есть в удобнейшем для их наблюдения виде. Он здесь узнал отношения, лица, интриги, порядки… Эти мелкие знания очень понадобились ему на престоле… Вот почему он мог заглянуть на существующий порядок с другой стороны, с какой редко удается взглянуть на него монарху. Александр смотрел на Россию сверху, со своей философской политической высоты, а, как мы знаем, на известной высоте реальные очертания или неправильности жизни исчезают. Николай имел возможность взглянуть на существующее снизу, оттуда, откуда смотрят на сложный механизм рабочие, не руководствуясь идеями, не строя планов«4.
Как становится ясно из дневников, мемуаров современников, из поступков и действий нового государя, он всегда исходил из собственного понимания того или иного вопроса. Этот «Дон Кихот самодержавия, Дон Кихот страшный и зловредный, потому что обладал всемогуществом», «глубоко искренний в своих убеждениях, часто героический и великий в своей преданности тому делу, в котором он видел миссию, возложенную на него провидением»5, поставил себе задачей войти в положение дел без посредников. «Он сам лично ревизовал ближайшие столичные учреждения: бывало, налетит в какую-нибудь казенную палату, напугает чиновников и уедет, дав всем почувствовать, что он знает не только их дела, но и их проделки«6. Может быть, поэтому так близка была Николаю пьеса Н.В.Гоголя «Ревизор». Еще в 1918 году это заметил Н.В.Дризен: Николай Павлович «особенно глубоко чувствовал значение гоголевской сатиры»7.Своими внезапными налетами в столице он производил точно такое потрясение, что и мнимый ревизор Хлестаков. По крайней мере, события, которые описываются в пьесе, так же, как и персонажи, были лично знакомы Николаю. Таким образом, участие государя в деятельности драматической цензуры понятно.
Личной цензуре Николая I посвятил несколько страниц своего исторического обзора В.П.Погожев: «Император Николай Павлович весьма близко вникал в вопрос ограждения русской сцены от всего того, что он считал вредным в политическом, нравственном, а иногда и в эстетическом отношении. Чрез его непосредственную цензуру проходила масса оригинальных и переводных пьес, предлагавшихся на Императорскую сцену и от самого Императора, по преимуществу, шла инициатива запрещения многих из них»8.
Николай I не только запрещал пьесы вопреки мнению драматической цензуры, но и разрешал их, не принимая во внимание правила и уставы цензуры, по которым следовало категорически запретить пьесу. Самым ярким примером такого «Высочайшего дозволения» является одна из самых известных пьес мирового репертуара, комедия, увидевшая свет рампы, если верить словам историков, случайно, по глупости и недальновидности Николая. Это пьеса «Ревизор».
По поводу представления в Императорских театрах пьес Н.В.Гоголя давно сложилось определенное мнение. То, что комедия «Ревизор» была поставлена, объясняют так: «Царь не понял ее сатирического смысла, решив, что в пьесе рассматривается анекдотическое происшествие в одном из уездных городов, что здесь речь идет об отдельных злоупотреблениях чиновников, которых неизбежно постигает рука правосудия; в этом смысле и была понята фигура жандарма, извещающего о прибытии настоящего ревизора»9. Особенно странно трактовали исследователи сценический успех комедии: «На премьере присутствовало высшее общество во главе с царем. Но Гоголь, не дождавшись конца спектакля, уехал из театра10. Кроме Сосницкого, игравшего городничего, остальные актеры не удовлетворили его. Гоголь, создавший сатирическую комедию, увидел, что представление сворачивает на тропу водевиля, что спектакль распадается на разрозненные сцены, что Хлестаков изображается как шаблонный комический персонаж»11. Основная претензия здесь переносится на артистов, которые не сумели правильно передать содержание великой комедии. «Итак, — заключает Ю.А.Дмитриев, — постановки «Ревизора» и в Петербурге и в Москве в целом нельзя назвать удачными»12.
Современник Гоголя опровергает мнение исследователя. Вот что писал в своем дневнике цензор А.В.Никитенко: «Комедия Гоголя «Ревизор» наделала много шуму. Ее беспрестанно дают почти через день. Государь был на первом представлении, хлопал и смеялся. Я попал на третье представление. Была государыня с наследником и великими княжнами. Их эта комедия тоже много тешила. Государь даже велел министрам ехать смотреть «Ревизора». Впереди меня в креслах сидели князь А.И.Чернышев и граф Е.Ф.Канкрин. Первый выражал свое полное удовольствие, второй только сказал: «Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу». Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается«13. Получается, что зрители порицали правительство за одобрение пьесы Н.В.Гоголя «Ревизор»! «Впрочем, Гоголь сделал важное дело, — продолжал А.В.Никитенко, — впечатление, производимое его комедией, много прибавляет к тем впечатлениям, которые накопляются в умах от существующего у нас порядка вещей»14.
Н.В.Гоголь. Дагерротип С.Левицкого
Попробуем восстановить ход событий. В этом случае Н.В.Гоголь — показательный пример лояльности цензуры к некоторым сочинителям. Называть прохождение пьес Гоголя через драматическую цензуру мытарствами просто невозможно. Тем более, если иметь в виду редакцию комедии «Ревизор», показанную на петербургской сцене 19 апреля 1836 года.
В написанном десятью днями позже письме к М.С.Щепкину 29 апреля 1836 года Н.В. Гоголь негодовал: «Делайте, что хотите, с моей пьесой, но я не стану хлопотать о ней… Действие, произведенное ею, было большое и шумное. Все против меня. Чиновники, пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня. Бранят и ходят на пьесу; на четвертое представление нельзя достать билетов. Если бы не высокое заступничество государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее«15. Если верить письму Гоголя — пьеса была одобрена Николаем I, что не совсем верно. Судя по всему, Николай либо читал ее сам,либо ее читали вслух. А.И.Вольф, не указывая источника, сообщал: «Гоголю… большого труда стоило добиться до представления своей пьесы. При чтении ее цензура перепугалась и строжайше запретила ее. Оставалось автору апеллировать на такое решение в высшую инстанцию. <…> Жуковский и князь Вяземский, граф Виельгорский решились ходатайствовать за Гоголя, и усилия их увенчались успехом». <…> «Ревизор» был вытребован в Зимний дворец, и графу Виельгорскому поручено было его прочитать. Граф, говорят, читал прекрасно; рассказы Бобчинского и Добчинского и сцена представления чиновников Хлестакову очень понравились, и затем по окончании чтения последовало Высочайшее разрешение играть комедию«16.
О том, как вообще происходило знакомство Николая I с «Ревизором», вряд ли удастся узнать наверняка. Хотя есть немало фактов, свидетельствующих о том, что император имел обыкновение самолично знакомиться с произведениями тех авторов, которых опекал. Показательна в этом смысле переписка шефа жандармов А.Х.Бенкендорфа и Николая I по поводу А.С.Пушкина, изданная в 1903 году17. Из нее следует, что Николай не только тщательнейшим образом знакомился с произведениями своего подопечного, но и оберегал его от нападок критики. Так, в 1830 году Николай сообщал Бенкендорфу: «Я забыл вам сказать, любезный друг, что в сегодняшнем номере Пчелы находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина… поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни были критики на литературные произведения, и если возможно, запретить его журнал»18. История имела продолжение. Бенкендорф встретился с Булгариным и запретил ему писать про пушкинского «Онегина». Однако в ответной записке Николаю он указывает, что в данной критике нет ничего личного против самого Пушкина. В то же время, считал Бенкендорф, есть необходимость защитить от нападок самого Булгарина, которого беспощадно ругают за «Дмитрия Самозванца». «Если бы Ваше Величество прочли это сочинение, — писал он, — вы бы нашли в нем много очень интересного и в особенности монархического, а также победу легитимизма»19. Николая литературный спор по поводу Пушкина и Булгарина заинтересовал не на шутку. «Я внимательно прочитал критику на Самозванца, — отвечал Николай I, — и должен вам сознаться, что я не мог пока прочесть более двух томов и только сегодня начал третий, то про себя или в себе размышлял точно так же… Напротив того, в критике на Онегина только факты и очень мало смысла, хотя я совсем не извиняю автора, который сделал бы гораздо лучше, если бы не предавался исключительно этому весьма забавному, но гораздо менее благородному виду литературы, чем его Полтава«20. Литературные дебаты не защитили произведений Булгарина, не изменилось мнение императора и по поводу критики пушкинского «Онегина». Николай даже грозился Бенкендорфу запретить литературную критику вообще. Однако эта переписка ясно показывает, что повод для запрещения или разрешения зависел единственно от мнения императора, которое формировалось в процессе тщательного изучения материала. То же можно сказать и о произведениях Гоголя: Николай был способен не только прочесть «Ревизора», но и понять его и вынести вполне объективное суждение.
Следующим заблуждением является мнение некоторых историков о том, что цензура вначале запретила комедию, а потом, после Высочайшего указания, разрешила ее к представлению. Скорее всего, пьеса была прочитана императором (или прочитана императору) в промежуток с 24 февраля по 2 марта 1836 года, еще до прохождения ее через III отделение. Дело в том, что драматическая цензура в первую очередь рассматривала пьесы, поступившие по прошению дирекции императорских театров. Пьеса Н.В.Гоголя в начале своего цензурного путешествия находилась в дирекции, откуда ее отправили 24 февраля в III отделение21. 2 марта она вернулась с резолюцией о разрешении к постановке на сцене22.
Следовательно, именно в этот период с пьесой ознакомился император, потому что цензура рассматривала текст комедии 12 марта, когда Высочайшая резолюция уже была получена. Рапорт, написанный цензором Е.И.Ольдекопом на французском языке, показал его сочувственное отношение к пьесе и не содержал свойственных этому цензору колкостей и иронии: «Эта пьеса остроумна и великолепно написана. Автор принадлежит к известным русским писателям»23.
Далее Ольдекоп пересказал сюжет пьесы: «Городничий одного маленького русского города узнал из письма своего приятеля, что в город приезжает ревизор, ревизировать самый город и уезд. Он собирает городские власти, чтобы сообщить им эту страшную весть. Вдруг входят два господина и рассказывают, что вот уже два дня, как в городе поселился один незнакомец и живет в гостинице. Все уверены, что это и есть ужасный ревизор. На самом деле это не что иное, как г. Хлестаков, маленький петербургский чиновник, из числа тех, которые не любят ничего делать и бросают деньги за окно. Хлестаков проигрался в карты и по необходимости застрял в маленьком городе»24. Одобрения цензора удостоилось поведение Осипа: «Между тем лакей Хлестакова настолько благоразумен, что спешит с отъездом своего барина, который объявляет, что уезжает на один день, чтобы испросить благословение у дяди. После отъезда Хлестакова все городские власти спешат поздравить семью городничего, который мечтает уже о столичной жизни. Но вдруг является почтмейстер. Он вскрыл письмо Хлестакова своему другу в СПб. В этом письме все власти находят свои характеристики, далеко не прикрашенные. Все возмущены, но это возмущение вскоре уступает место изумлению, когда появившийся жандарм приглашает всех явиться к чиновнику, приехавше му из Санкт-Петербурга«25.
В отличие от множества других рапортов этого цензора, доклад о «Ревизоре» не содержал никаких намеков на то, что действующие лица, «поставленные от правительства», изображены не в лучшем виде. И никаких намеков на выражения, которые не могут быть пропущены цензурой. Причин такого поведения цензора Е.И.Ольдекопа могло быть две. Во-первых, ему действительно могла понравиться пьеса. Ничего удивительного в этом нет. Настораживает, что он не нашел в этой пьесе того, что, несомненно, должно было найтись и смутить цензуру. Во-вторых, такая мягкость могла означать то, что рапорт являлся больше формальным документом, нежели цензурным разбором пьесы. Нельзя запретить то, что одобрено Государем. И потому возникает последняя фраза рапорта: «Пьеса не заключает в себе ничего предосудительного»26. А следом — резолюция Л.В.Дубельта: «Позволить, 2 марта 1836 года»27.
Тем не менее резолюцией дело не закончилось. Пьесу все же препарировали в поисках предосудительных слов и выражений, в этот же день, 2 марта. Так, были убраны выражения: «святые угодники», «мать моя ты божия», «мать ты моя пресвятая! Преподобный Антоний!», «боже вас сохрани», «ей-богу», «каково благословение божие», «попа на исповеди надул, рассказал совсем другое»28.
Обратим внимание: работа над пьесой велась техническая, без разбора предосудительных мест. Исчезли лишь выражения, касающиеся веры. Такой чистке подвергались все без исключения произведения, присылаемые в цензуру. Комедия «Ревизор» прошла через крупное сито: цензоры постарались вычеркнуть из пьесы все развернутые упоминания о Боге. В этом протоколе есть факт, объяснить который пока невозможно. В день премьеры в фойе театра продавалась уже опубликованная комедия Н.В.Гоголя «Ревизор» — первое издание. Тем не менее в протоколе, составленном 2 марта 1836 года, напротив некоторых фраз имеются карандашные надписи «так и в печати» и «нет в печати«29. Что имелось в виду — непонятно. Возможно, пьесу чистили, обращаясь к тому тексту, с которым знакомился император, учитывая и его поправки. Но вероятность этого мала, так как, скорее всего, для чтения был вытребован из III отделения именно тот вариант рукописи, который потом проходил цензуру. Возможно, с этим протоколом потом сверяли вариант пьесы, который напечатали к премьере «Ревизора» в Александринском театре.
Нельзя назвать преградой рассмотрение пьесы за семь дней. Тем более что сюда входит и читка пьесы Николаю I. Факт этот можно подтвердить еще одним цензорским рапортом по поводу «Ревизора». Это рапорт 1843 года, когда Гоголь решил предоставить в цензуру новый вариант комедии, который считается теперь классическим. «Дирекция Императорских Санкт-Петербургских театров представила новый, дополненный автором экземпляр комедии «Ревизор», — пишет цензор драматических сочинений М.А.Гедеонов. — Сама сия комедия могла поступить на сцену только вследствие Высочайшего разрешения, а потому нельзя дозволить никаких перемен и прибавок к оной»30. Резолюция Л.В.Дубельта лаконична: «Нельзя»31.
Таким образом, зрители XIX века видели на сцене первую редакцию гоголевского «Ревизора». Именно «Высочайшее разрешение» защитило ее и от посягательств недовольных, и от прохождения через цензуру второго варианта пьесы. Благодаря личной цензуре Николая I пьеса игралась на сцене петербургских и московских театров на протяжении многих лет и имела громадный успех, равный премьерному: «Публика хохотала до упаду и осталась очень довольна исполнителями. Государь, уезжая, сказал: «Тут всем досталось, а более всего мне». Несмотря на то, запрещения комедии не последовало и она игралась беспрестанно«32. Об успехе «Ревизора» свидетельствовал и тот факт, что со дня премьеры до 1845 года он прошел шестьдесят раз33.
Странными кажутся высказывания, что Николай I пропустил пьесу случайно или не понял истинного смысла сатиры Н.В.Гоголя. Письмо Николая I к сыну, будущему императору Александру II, свидетельствует об обратном. Отвечая на какое-то замечание сына по поводу провинциальных чиновников, с которыми пришлось столкнуться цесаревичу во время путешествия по России, Николай писал: «Не одного, а многих увидишь подобных лицам «Ревизора», но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся, иной смешон по наружности, но зато хорош по другим важнейшим достоинствам, в этом надо быть крайне осторожным»34.
Отношения Н.В.Гоголя со своим личным цензором, Николаем I, можно назвать идиллическими. Гоголевские пьесы, по большей части, были допущены к представлению, сам Гоголь на протяжении нескольких лет жил на деньги, которые выплачивал ему Николай. В 1837 году, уехав в Италию, писатель поделился с В.А.Жуковским своими денежными проблемами: «Я думал, думал, и ничего не мог придумать лучше, как прибегнуть к государю. Он милостив, мне памятно до гроба то внимание, которое он оказал к моему «Ревизору»»35. И вот Гоголь нашел причину обращения к Государю. Просьба его к В.А.Жуковскому такова: «Найдите случай и средство указать как-нибудь Государю на мои повести «Старосветские помещики» и «Тарас Бульба». Это те две счастливые повести, которые нравились совершенно всем вкусам и всем темпераментам… Если бы их прочел Государь! Он же так расположен ко всему, где есть теплота чувств и что пишется прямо от души… О, меня что-то уверяет, что он бы прибавил ко мне участия«36.
Государь действительно «прибавил участия», и Гоголь жил в Италии на деньги, присланные ему по распоряжению Николая I. Кроме того, проблем прохождения пьес через цензуру у Гоголя практически не существовало. Так, в 1842 году он отправил в III отделение «Женитьбу», предназначенную для постановки в Москве. Пьеса цензурным правилам не вполне соответствовала, но имя автора сыграло свою роль — рапорт с пересказом содержания комедии был отправлен Бенкендорфу. После этого цензор М.А.Гедеонов написал: «Граф Бенкендорф отозваться изволил, что: «пьеса сия может быть пропущена только в том случае, ежели уничтожены будут бранные, в ней написанные слова, которые при хорошем обществе не могут и не должны быть произносимы». В следствии этой резолюции пьеса по возможности очищена от всякой брани, и имя пехотного офицера Анучкина заменено другим»37. На это последовала резолюция Л.В.Дубельта: «Так можно«38, и пьеса прошла цензуру.
Пьесу «Игроки» разрешили в том же 1842 году. Вот как охарактеризовал ее М.А.Гедеонов: «Шулер приехал в город с намерениями обыгрывать наверное, и нападает на шайку шулеров. Шайка, видя, что обыграть его нельзя, выманивает у него все деньги самым хитрым обманом«39. По обычным правилам драматической цензуры зло должно быть наказано, что необходимо для воспитания нравственности зрителей. Содержание пьесы само по себе не могло удовлетворить цензуру, но, памятуя об авторе, чей «Ревизор» так пришелся по душе императору, цензор стал объяснять смысл «Игроков» так, чтобы пьеса не противоречила правилам. «Быт фальшивых игроков, их плутни, их правила выставлены во всей наготе. Все действующие лица пьесы — шулеры. Оттого пьеса очень грязна. С другой стороны, пьеса может быть полезна, открывая плутни шулеров, представляя целую историю шулерства и внушая к нему должное отвращение«40.
Генерал Л.В.Дубельт, рассматривая «Игроков», обратился за помощью к А.Х.Бенкендорфу. В данном случае смысл обращения ясен: если судьба автора не интересует Николая, то пьесу запретят на общих основаниях, если же Гоголь не забыт государем — основания для запрещения должны быть очень вескими. Бенкендорф, прочитав рапорт, а может быть, и саму пьесу, вынес благоприятный для автора приговор. Резолюция Дубельта гласила: «Граф Бенкендорф приказал пропустить, но с тем, чтобы грязные выражения, по возможности, были очищены«41. Заметим, никакого нажима, приказного тона. «По возможности, очищены» — значит, аккуратно, без больших купюр, только бранные слова. И это пьеса Гоголя, который, по мнению историков театра, пострадал от цензурного террора!
Вместе с тем, нельзя сказать, что Гоголь всегда был доволен действиями драматической цензуры, столь к нему благосклонной. Однажды, в 1842 году, III отделение пропустило пьесу некого NN, подрядившегося переделывать прозаические произведения автора «Ревизора». В рапорте цензора драматических сочинений М.А.Гедеонова читаем: «Сцены из новейшей поэмы «Мертвые души» известного автора «Ревизора» господина Гоголя, составленные NN. Из поэмы Гоголя «Мертвые души» выписаны все разговоры. Эти отдельные сцены не заключают в себе никакого постоянного сюжета, но кажется, могут быть одобрены к представлению»42. Получив одобрительную резолюцию, переделка поэмы была представлена на сцене. Гоголь, узнав об этом, в ярости писал из Италии П.А.Плетневу: «До меня дошли слухи, что из «Мертвых душ» таскают целыми страницами на театр» 43 Все права на свои сочинения Гоголь передал М.С.Щепкину, потому просил у Плетнева помощи в борьбе с наглым плагиатором: «Постарайтесь как-нибудь увидеться с Гедеоновым44 и объясните ему, что я не давал никакого позволения этому корсару, которого я не знаю даже имени»45. Исполнив поручение Гоголя, Плетнев сразу же отправил письмо с требованием автора А.М.Гедеонову, на что получил ответ, где директор императорских театров пообещал отныне «не допускать никакой пьесы, в которую бы входило что-либо из сочинений господина Гоголя без письменного его согласия»46. Таким образом Гоголь обезопасил себя от переделок, против которых даже цензура была бессильна.
Еще один штрих к теме взаимоотношений Гоголя с драматической цензурой. В октябре 1842 года он давал указания Н.Я.Прокоповичу: «Нужно распорядиться так, чтобы «Ревизор«47 и «Женитьба» отданы были вскоре после отпечатания в театральную цензуру, чтобы не были там задержаны долго, ибо нужно, чтобы все это поспело к бенефису Щепкина и Сосницкого. <…> Если театральная цензура будет привязчива и будет вычеркивать кое-какие выражения, то обратись к Виельгорскому и скажи ему, что я очень просил его сказать цензору слова два, особливо если цензор — Гедеонов, которого Виельгорский знает. /Щепкин/ об этом очень просил. Насчет этого не дурно также посоветоваться с Краевским, который, кажется, знает все цензурные порядки«48.
Гоголь заранее уверен — его пьесы не будут запрещены. Он лишь хотел, чтобы рассмотрели их без проволочек, так сказать, «вне очереди». И отношения здесь с драматической цензурой далеко не враждебные. Рядовые цензоры, которые читали пьесы Гоголя, хорошо помнили, как отнесся к автору «Ревизора» и его скандальной комедии самый главный цензор — император Николай I.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Дмитриев Ю.А. Репертуар // История русского драматического театра: В 7 т. М., 1978. Т. 3. С. 29.
2. Там же. С. 74.
3. Там же.
4. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций: В 3 кн. М., 1993. Кн.3. С. 432.
5. Тютчева А.Ф. Из воспоминаний // Николай Первый и его время: В 2 т. М., 2000. Т. 2. С. 386–387.
6. Ключевский В. О. Русская история. Кн. 3. С. 433.
7. Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. СПб., 1918. С. 40.
8. Погожев В.П. Столетие организации Императорских Московских театров: Опыт исторического обзора: В 4 вып. СПб., 1908. Вып. 1. Кн. 3 (1826–1831). С. 88.
9. Там же. С. 74.
10. Допущена неточность. Нет никаких подтверждений того, что Гоголь уехал из театра, не дожидаясь конца представления, со спектакля, который смотрел Государь.
11. Дмитриев Ю.А. Репертуар // История русского драматического театра. Т. 3. С. 74.
12. Там же. С. 76.
13. Никитенко А.В. Дневник: В 3 т. М., 1955. Т. 1 (1826 — 1857). С. 182.
14. Там же.
15. Гоголь Н.В. Письма // Собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т. 11. С. 38.
16. Там же. С. 71.
17. Выписки из писем графа Александра Христофоровича Бенкендорфа к императору Николаю I о Пушкине. СПб., 1903.
18. Выписки из писем графа Александра Христофоровича Бенкендорфа к императору Николаю I о Пушкине. СПб., 1903. С. 6.
19. Там же. С 7.
20. Там же. С. 8.
21. См.: Об отправке в цензуру и о возвращении обратно пьес по русской труппе (1836) // РГИА, ф. 497, оп. 1, ед. хр. 7266, 117 л.
22. Там же.
23. Цит. по: Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. С. 41.
24. Там же.
25. Там же. С. 41–42.
26. Цит. по: Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. С. 42.
27. Там же.
28. Протоколы русских и немецких драматических сочинений (1828 — 1836) // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 44, л. 600–601.
29. Там же.
30. Рапорты о пьесах, рассмотренных в 1843 году // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 20, л. 16.
31. Там же.
32. Вольф А.И. Хроника Петербургских театров… Ч. 1. С.50.
33. См.: Ельницкая Т.М. Репертуарная сводка // История русского драматического театра. Т. 3. С. 305.
34. Письма Никалая I к цесаревичу Александру Николаевичу // Николай I и его время. Т. 1. С. 15.
35. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т. 11. С. 98.
36. Там же.
37. Рапорты о пьесах, рассмотренных в 1842 году // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 18, л. 85.
38. Там же.
39. Там же. Л. 92.
40. Там же.
41. Там же.
42. Рапорты о пьесах, рассмотренных в 1842 году // РГИА, ф. 780, оп. 1, ед. хр. 18, л. 60.
43. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. Т. 12. С. 120.
44. В данном случае имеется в виду не цензор М.А.Гедеонов, а его отец, директор Императорских театров А.М.Гедеонов.
45. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. Т. 12. С. 121.
46. См.: Литературный вестник. 1902. Кн. 5. С. 24.
47. Имеется в виду вторая редакция «Ревизора», которая была запрещена цензурой как отличная от той, что одобрил Николай I.
48. Гоголь Н.В. Письма // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. Т. 12. С. 109.
На берегу Волги, недалеко от Старицы, находится усадьба Чукавино. С 1827 до 1868 года в усадьбе жил и работал писатель и меценат И.Е. Великопольский.
Книга посвящена памяти Леонтия Филипповича Магницкого (Теляшина) – первого выдающегося русского учителя «Математико-навигацких наук школы» — первого государственного учебного заведения России, выпускника Славяно-греко-латинской академии, сподвижника Петра I, автора первого учебника математики, наставника М. В. Ломоносова, истинного христианина и верного защитника Православия, уроженца города Осташкова на озере Селигер, где он вырос под покровительством монастыря Нило-Столобенская пустынь, настоятелем, строителем и собирателем библиотеки которой был его родственник Арихиепископ Сибирский и Тобольский Нектарий (Теляшин), святой Столобенский, (+1667). Составитель: монах Иоанн (Захаров) – директор Тверской региональной организации «Верхневолжский духовно-просветительский центр «НАСЛЕДИЕ СЕЛИГЕРА» имени Л. Ф. Магницкого – первого выдающегося русского учителя и первого математика России», насельник монастыря Нило-Столобенская пустынь.
